Книга Крещение Руси и Владимир Святой - Сергей Алексеев

Оборонительная война отнимала силы. Но долг князя – кормить дружину. Подражать и здесь образу действий Ольги для недавнего завоевателя престола было бы смерти подобно. Да Владимир и понимал, что миром не восстановить прежних границ Руси. Ольга сохраняла верность своему миролюбию после победы над древлянами неукоснительно. Но в результате накопилось немало потерь. Святослав вел себя прямо противоположным образом. Но побед не закрепил, а наследник утратил часть и этих завоеваний. К тому же Святослав не возвращал утраченного своего, а боролся за новые земли. Полоцк вернул под власть Рюриковичей только Владимир. Теперь требовалось продолжить дело. Владимир поставил своей задачей включить в состав строящегося государства все земли, которые когда-либо платили Рюриковичам дань.

Начать он решил с запада. Здесь стремительно усиливалось молодое, христианское уже государство – гнезненская Польша князя Мешко. Он сплачивал вокруг своего княжения западнославянские племена, готовясь бросить вызов сильнейшему из их княжеств – Чешскому, владевшему тогда и частью южных, «ляшских» земель. Главным яблоком раздора Польши с Русью являлись «Червенские города». Стояли они в землях племенного союза червян, которых западные славяне считали своими общими предками. Потому для «ляхов» обладание Червнем, Перемышлем и другими градами к западу от Западного Буга имело огромный смысл. Но прямые потомки древних червян, лендзяне (от названия коих, кстати, и произошла некогда усеченная форма «ляхи»), долго сохраняли полную независимость. При Игоре они стали платить дань русскому князю. После Игоря – перестали.

Ни Святослав, ни Ярополк не озаботились восстановлением власти над лендзянами. Святослав мечтал о Чехии и Венгрии, но не о Польше и не о Червенских градах. К тому же земли лендзян были отделены в те годы от Руси отпавшими дреговичами и набиравшими силу независимыми волынянами. Ситуация была создана как будто специально для Мешко. Он не замедлил подчинить лендзян своей власти. Когда это произошло, с точностью неизвестно. Но к 981 году Червень, Перемышль и прочие Червенские грады были уже градами «ляхов» – об этом свидетельствует летопись, а других данных у нас просто нет.

Владимир выступил в поход на запад в 981 году. По пути он миновал землю волынян, не встречая сопротивления. Силы у волынян определенно были – об этом можно судить по размерам их укрепленных «градов», раскопанных ныне археологами. Но они не поднялись на Владимира. Из этого мы и заключаем, что именно их покорил он «миром», о каковых мирных покорениях вспоминал позднее митрополит Иларион. Волыняне впервые тогда уплатили дань Киеву. До Владимира ни одному Рюриковичу это не удавалось.

Но за Бугом о мирных решениях речи уже не шло. Грянула война. Власть Мешко в столь отдаленных от Гнезна районах не успела еще утвердиться. Владимиру сопутствовал успех. Один за другим Червенские грады пали. Взяв их с боем, Владимир вновь обложил земли данью. Местное племенное княжение уничтожил еще Мешко, так что теперь лендзяне лишились всякой автономии. Само имя их исчезло со страниц источников, а прежние лендзянские земли стали зваться «Червонной Русью». Дань они платили непосредственно Киеву. Следуя примеру Ольги, покорительницы древлян, Владимир подчинил себе первое завоевание напрямую.

Итоги первого похода Владимира оказались впечатляющими. Руси покорились Червень и Перемышль – надежные оплоты на левобережье Буга. Граница Польши сместилась далеко на запад. Граница же Руси, по свидетельству договора Мешко с римским папой, описывающего рубежи Польши, теперь «протягивалась до Кракова». Краков принадлежал Чехии, и Русь обрела довольно протяженное пограничье с ней. Чешские князья владели, хотя зыбко, территорией восточнославянских хорватов по Верхнему Днестру и в Закарпатье. Перемышль стоял на самом рубеже хорватских земель. Владения Владимира широким клином вошли между землями польского и чешского князей, оставляя хорватов к югу, почти недосягаемыми для поляков.

Итак, войну с Владимиром Мешко проиграл. Однако никакого мира заключено не было. Пограничье по-прежнему оставалось зоной вялотекущего противостояния, частых военных тревог. Потому польский князь, должно быть, обрадовался случившемуся в том же году приобретению. К врагу своего воспитателя в год начала войны примкнул – правда, весьма условно – Олав Трюггвасон.

Первое время, как мы уже знаем, у знатного норвежца на Руси дела шли совсем неплохо. Со временем, однако, пребывание северного викинга при дворе великого князя начало раздражать киевскую знать. Варяги из Скандинавии все уже казались ей опасными чужаками. На Олава стали наговаривать, «клеветать», если верить саге. Только довольно поздние версии считают возможным конкретизировать «клевету». Князю будто бы советовали более не возвышать Олава. «Такой человек, – говорили Владимиру, – для тебя всего опаснее, если он захочет посвятить себя тому, чтобы нанести вред Вам или Вашему государству, особенно поскольку он обладает такими физическими и духовными совершенствами и его так любят. И не знаем мы, – добавляли наушники, – о чем они с княгиней постоянно разговаривают».

Автор саги не хочет, чтобы Олава даже клеветники обвиняли в чем-то однозначно дурном, и тут же открывает нам – оказывается, у княгини имелась своя, равная княжеской, дружина, на ее содержание собиралась дань, и Владимир соперничал с женой из-за родовитых воинов. Заподозрив Олава в том, что тот хочет перейти на службу к его жене, князь оскорбился. Если мы желаем увидеть здесь историческое зерно (что, как часто с поздними подробными сагами, совсем не обязательно), то можно допустить, что после покушения Рогнеды Владимир заподозрил Олава в каком-то сговоре с ней.

Так или иначе, Олав уехал на север. Только что цитированная версия вводит трогательное прощание с княгиней и намерение Олава отвоевать родные земли. Но так далеко замыслы норвежского королевича пока не простирались. Поступил он в конечном счете так же, как поступали многие норманны: не получив признания у одного государя, отправился к его врагу. Если Олав действительно был «скептического» исповедания и его раздражали киевские религиозные порядки, то и это могло подтолкнуть его к отъезду на запад.

В Ладоге Олав собрал под свое начало многих викингов из разных скандинавских племен и отправился с ними искать удачи. Летом 981 года, одновременно с выступлением Владимира в поход, Олав отплыл в Балтику. На Русь он не возвращался более трех лет. Разорив по пути берега Прибалтики и разграбив датский Борнхольм, Олав нашел новый приют в Волине, норманнском Йомсборге – столице славянского племенного княжения в устье Одры, незадолго до того захваченной и облюбованной разноплеменными викингами. Отсюда он немедленно завязал контакты с Мешко. Тот, желая привлечь Олава себе на службу, даже выдал за него, формально язычника, одну из своих дочерей. Но Олав в условиях начавшейся войны между Русью и Польшей не хотел открыто выступать против воспитателя. Норвежец предпочел остаться самостоятельным «морским конунгом». Его флот еще более увеличился за счет «йомсвикингов» и разного рода изгоев – как норманнов, так и славян. В то же время, поддерживая отношения с Мешко и разбойничая из Йомсборга по всем северным морям, Олав демонстрировал Владимиру свою силу и полезность.

Владимиру, однако, пока было не до того, чтобы оценивать размеры сей утраты. Думается, он просто на какое-то время выбросил неблагодарного питомца из головы. У него имелись пока иные заботы. Разгромив «ляхов», князь не сидел в Киеве. Тут же, не дав дружине отдыха, он бросил войска на другой конец Руси, к порубежью вятичей.