Книга Дом, который построил… - Елена Тат

Адам вздрогнул, взгляд его посерьезнел и напрягся. Он нервно скомкал в руках салфетку, словно борясь со своими мыслями, и, когда заговорил, она не узнала его голос, так он волновался.

– Ани, я должен… Мне нужно тебе что-то сказать… очень важное… не знаю, поймешь ли ты меня?..

– Что, Адам? Говори… я слушаю тебя.

В этот момент внизу, под окнами, раздался звук клаксона, и загомонили строители, выгружаясь из своего фургончика.

Лицо Адама побледнело. Он резко встал.

– Ани, думаю, что другим не следует знать, что я ночевал здесь сегодня. Твоя репутация… Пусть ни у кого не будет повода для дурных мыслей. Это лучше для тебя, – сказал он.

– Мне все равно, – сказала Анна, – каждый может думать в меру своей испорченности.

– Как скажешь, – кивнул он, и одним глотком допив кофе, быстро вышел.

Начался привычный рабочий день. Строительные леса остались еще только с южной стороны фасада, но скоро и их разберут и дом предстанет во всей своей красе. Анна и сама не знала, рада она тому, что работы закончатся, или не рада. Во всяком случае, ей придется заново учиться быть одной. Она допила кофе и вымыла чашки. Потом взяла лейку, и пошла поливать цветы на балконе, ведь «мы ответственны за тех, кого приручаем»…

– …Нет, это нормально, что тридцатилетний парень не ночует дома, и я бы слова не сказал, но почему ты здесь? У нее, Адамек? Разве тебе чешских девушек мало? – раздраженно говорил отец Адама.

Анна замерла с лейкой в руке, боясь пошевелиться. Судя по всему, под балконом шел непростой семейный разговор, и она теперь не знала, как тихонько уйти, не выдав своего присутствия.

– Я ночевал дома, папа, мы же с тобой вместе ужинали. Ты разве забыл? – утверждал Адам.

– Не мели чепуху, сынок. Это своим рабочим ты можешь говорить всякую ерунду про слуховые окна и ветки, достающие до крыши. Ты ночевал тут. Ведь так?

– Хорошо, папа, да, я ночевал тут, но это ничего не означает. В дом забралась ласка, напугала Ани и она позвонила мне. Это что, по-твоему, преступление?

– Нет, это как раз не преступление. Но ты врешь отцу и не краснеешь… Поумнее ничего выдумать не мог? Да кто же испугается маленького зверька? Он и сам кого угодно боится, даже ребенка, а не то, что взрослого человека. Придумал тоже… Я ведь все вижу, не слепой, вижу, как ты на нее смотришь, как называешь… Это твое «Ани» думаешь ни о чем не говорит?.. Зачем она тебе сдалась, Адам? Ну зачем, скажи на милость? Оставь ее, она тебе не пара. Найди себе молодую девушку, кровь с молоком, ядреную, голосистую. Такую, что родит тебе много здоровых детей. А к чему тебе старая жена? Да еще иностранка…. Она же, как сухая ветка. Что у тебя с ней может быть общего?

– Пап, про ласку я сказал тебе чистую правду, но ты можешь не верить. Это твое право. Что касается Ани… это мое дело… Если я на что-то решусь, то не стану у тебя на это спрашивать разрешения, уж прости. Мне тридцать три года и, думаю, я сам в состоянии разобраться со своей жизнью.

– Дурак! Не смотря на все твои дипломы полный дурак! Хочешь повторить путь своего дяди Иржи? В неполных шестьдесят сидит один, как пень – ни жены, ни детей, ни внуков! А ведь тоже влюбился в русскую, жену офицера, еще при советах, да так и не женился. Двадцать пять лет все ее ждал. И что в результате? В результате род твоей матери так и засох на нем. И ты так хочешь? Да? Не бывать этому! Я запрещаю тебе! Не смей, слышишь!

– Па, я твой сын, но жизнь – моя. И решение я приму самостоятельно.

– Какое решение? Ты уже принял одно решение, с Марушкой расстался. А чем она тебе не угодила? Отличная девушка, – здоровая, веселая, красивая. И что теперь дальше? Жениться на этой? Я не допущу такого безумия!

– Что ты сделаешь? Закроешь меня в подвале?

– Если нужно будет, то и закрою, – с угрозой сказал отец, но после паузы заговорил уже мягче. – Адамек, я же тебе добра желаю, только добра. Ты всегда и во всем был лучший, первый. Тебе хватало ума учиться на чужих ошибках. Зачем теперь тебе понадобилось делать свои?.. Сынок, ты меня послушай, я много чего в жизни видел. Русские женщины – они, как яд. Отравляют душу и сердце. И беда в том, что после них другие уже кажутся пресными. Не надо тебе этого, сынок… Ох, горе мне с тобой… это все твоя мать виновата, не хотела больше детей иметь ни в какую. Вот и пожалуйста! Были бы другие, так хоть какое-то утешение на старости лет, а так с одним мучайся… тьфу!..

– Ада-ам! – позвали его с лесов.

– Уже иду! – громко отозвался Адам, и тише, для отца, прибавил, – пап, мне нужно идти. А если вы с мамой будете за мной шпионить, я перееду от вас и стану жить отдельно, так и знай.

Анна так и не полила цветы. Она вернулась на кухню, поставила лейку на место, села на стул и глубоко задумалась.

Двадцать лет назад в больнице бабушка шептала ей: «Ты должна жить, иначе это будет означать, что зло одержало над тобой победу Что те мерзавцы одержали победу, сломав тебе жизнь, но это не так… Ты все сможешь, Анечка, ты станешь снова здоровой, будешь богата и знаменита, будешь красива и счастлива. У тебя все будет хорошо, милая, все будет хорошо…»

Когда-то эти слова вытянули ее из бездны, куда она сама хотела упасть, и сделали ее тем, кем она стала. Вот только счастье… ей всегда немногого хватало для счастья, и все это немногое у нее было. А еще она, вынужденная оставаться одна, научилась находить его и в одиночестве…

Дважды она пыталась выстроить отношения с мужчиной. Не по любви, а по взаимной симпатии. И дважды это заканчивалось плачевно: снова клиника, капельницы, уколы, таблетки, сеансы психотерапии. Прикосновение мужчины, даже с ее согласия, вызывало у Анны страх и неприятие, заканчивавшееся истерикой. Врачи оказались правы: она не смогла стать обычной женщиной.

Так что отец Адама, даже не зная всей правды, был абсолютно прав, назвав ее сухой веткой. С ней его род тоже останется без продолжения. Адам не будет с ней счастлив. У него впереди ясное и просторное будущее. У нее позади непростое и незабытое прошлое. Объединить их невозможно…

Первым ее порывом еще там, на балконе, было желание спуститься вниз, догнать пана Свободу и объяснить ему, что сын не обманывает его, что в дом и в самом деле забралась ласка, и что она, Анна, сама просила Адама остаться, но спали они в разных комнатах… Но, чем больше она слушала, тем больше понимала, что спускаться никуда не надо. И вообще, не надо выдавать своего присутствия. Ведь те слова, что она невольно услышала, предназначались вовсе не для ее ушей. Плохо было то, что она их услышала, еще ужасней будет, если они об этом догадаются.

«Вот выучила на свою голову чешский язык, – с сожалением подумала Анна, – А не знала бы, так ничего не поняла, и спокойно жила бы себе дальше».

Но теперь было невозможно оставить все, как есть, без изменений.

– А не слишком ли много Адама в твоей жизни, милая? – почти ревниво спросила как-то Юля, слушая в телефонной трубке новости о строительных буднях своей подруги. – Только и слышу все – Адам да Адам… ты влюбилась что ли?