Книга Серебряный пояс - Владимир Топилин

Но чем ближе белогрудый подходил к знакомой вотчине, тем тревожней становилось очевидное. Существующий мир, хмурая тайга, пасмурный день не несли радости. Старые следы матери остыли, новых не было. Уютная лежка под разлапистой елью, где они проводили время, ночевали, пустовала. Зверовая тропа на хребте настораживала. После того, как медведица попалась в петлю, по ней никто не проходил.

Изредка подавая голос, детеныш метался. В свете обычного, буднего дня его призывы матери казались странными. Так же, как и прежде, приготавливая запасы пищи на зиму, суетились белки и бурундуки. Среди деревьев, чувствуя непогоду, метались юркие синички и поползни. Где-то в стороне разбивал сухую древесину большой пестрый дятел. На кедровой плантации вечные лесники рябухи-кедровки прятали тут и там ядреные орешки. Казалось, никому не было дела до горя сироты. Лишь одна горькая правда, место, где убили его близких, встретило звереныша траурной тишиной.

Далеко вокруг, на многие десятки метров витал тяжелый запах смерти. Пара черных воронов кружила в воздухе, созывая на пир братию падальщиков. Стойкий запах дыма, собак, человека, крови чувствовался на другом конце перевала. Медвежонок хватил ноздрями эти страшные для него наветы, остановился, дальше не пошел. Он понял, что его надежды и желания теперь не оправдаются. Сильная, добрая мать не придет на его голос, потому что ее нет.

Не зная, как быть дальше, зверь осторожно пошел вокруг еловой мари, где все вчера случилось. Природный инстинкт, голос крови подсказывал ему, что надо найти следы, где ходили люди, чтобы по оставшемуся запаху узнать, что было дальше.

Набитую людьми тропинку медвежонок обнаружил очень скоро. По ней ходили вчера вечером. Тут было много людей с лошадьми, на чьих ногах было железо. И собаки, чьи страшные, отвратительные запахи оставались тут и там. Люди и лошади прошли по тропинке несколько раз и унесли с собой мать! Да, стойкий запах медведицы оставался на склоненных ветках пихты, на высоких кустарниках, на стволах деревьев. Белогрудый бросился по следам, острым чутьем выискивая то там, то здесь ни с чем не сравнимые наветы. Иногда к смоле прилипали черные волосинки от шкуры, что подсказывало следопыту, что он прав.

Он шел за людьми долго, уверенно, постоянно обнаруживая для себя что-то новое, подтверждающее присутствие матери. Сначала следы вышли к покатому, с небольшими увалами плоскогорью. Затем круто пошли вниз, в широкий, неглубокий лог. Здесь впервые медвежонок почувствовал острый запах дыма, жилья человека, услышал лай собак, ржание лошадей, человеческую речь. Присутствие человека пугало его, он боялся подойти ближе положенного, чтобы его не почувствовали лайки. Угнетенный звереныш не мог, не хотел понимать, что там делают мать и сестра? Белогрудый пробовал несколько раз негромко позвать, но и в этот раз медведица не ответила. Зато крик разбудил собак. Приисковые псы, не понимая, откуда идет голос, дружно наполнили ветер шальным ревом: не подходи, а то мы сами боимся! Пара зверовых кобелей Самойлова в это время уже были на привязи. Туман и Тихон чувствовали медвежонка, тоже рвали с поводков, но больной хозяин приказал их не отпускать. Трудно сказать, что было бы с белогрудым, если бы кобели в этот день были на воле.

Опять испугавшись голосов псов, медвежонок убежал подальше в тайгу. Вернулся он назад, в лог, на рассвете, когда дрема навевает в любой разум самый сладкий сон. Осторожно, медленно, тихо, прикладывая для тайного передвижения все усилия, данные ему от природы и предков, дитя подошло с подветренной стороны к прииску на расстояние видимости. Чуткий нос давно поймал стойкий запах матери. Глаза видели растянутую на раме шкуру, но уши не слышали ее спокойного дыхания. Только теперь звереныш понял, что старая медведица не проснется никогда.

Потянулись трудные, напряженные дни одиночества. Днем белогрудый уходил в тайгу, в богатые кедровники на орех. На ночь возвращался к прииску, где витали запахи шкур убитых родственника ков. Собаки и люди не знали о его присутствии. Единожды избрав верную позицию, звереныш всегда приходил далеко за полночь, с подветренной стороны, забирался на пригорок за поселением людей, на скалу и лежал, улавливая родной запах. До настоящего времени, кажется, его никто не замечал.

Однажды, на третий или четвертый день после того, как он подкрался ночью на прииск, медвежонок вернулся на перевал, где обычно ходил с матерью по тропе. Ностальгия по утраченному позвала его в родную вотчину, на плантации кедрового ореха, любимую лежку, где ему было так тепло под мохнатым боком опекунши.

Едва белогрудый поднялся на перевал и ступил на родную тропу, в нос ударил острый запах чужого медведя. Это был другой, страшный навет самца, который жил с другой стороны долины и много раз точил когти на их территорию. Старая самка прогнала его когда-то, но наглый хищник много раз нарушал границы благодатной вотчины, проверяя семью. Пересекая следы, чувствуя мощь и превосходство, наглец уходил восвояси, но недалеко. Он ждал удобного случая, когда освободится территория.

И вдруг старой медведицы не стало. Столетний ворон рассказал всей округе, что случилось в тайге. Как погибла хозяйка тайги. Нахал не замедлил оказать внимание усопшим. Черной ночью он пришел из-за широкой долины. Хищному зверю не стоило большого труда прочитать картину произошедшего. К большой радости, он понял, что благодаря случаю стал хозяином перевала. Поэтому не замедлил засвидетельствовать свое наместничество. Свежие следы его когтей на рваной пихте были далеко видны со всех сторон. Острый запах мочи по всей длине зверовой тропы предупредил животный мир о перемене власти. Останки хищник собрал в кучу, заложил мхом, ожидая, когда они вылежат время. Большую часть дня зверь находился на мягкой лежке под разлапистой елью. Запас жира навевал лень. Переживая триумфальные дни, медведь предавался сладостной неге предстоящей жизни. Теперь в его жизни было все, даже теплая, уютная берлога под скалой. Теперь он полноправный хозяин территории. Благодатное месторасположение хребта пророчило сытную, беззаботную жизнь до конца дней. Теперь никто не мог прогнать его в глухие, плохие урочища. Отсюда удобно нападать на домашний скот человека. Вкусив однажды их сладкую, молочную плоть, он не мог отказаться от искушения никогда.

Обнаружив на пихте следы когтей нового хозяина, медвежонок испугался. Колкий страх нависшей опасности сковал каждый мускул его тела. Теперь здесь, на тропе, каждый куст был для него врагом. Любое скрытное место грозило смертью. Опасный враг был готов убить его в любое мгновение. Прочные родственные узы не были поводом для мирных переговоров. Родной отец должен съесть сына, как будущего конкурента. В тайге на одном участке не может быть двух главарей. Обособленность и каннибализм у медведей — основа существования. Если сегодня не убьешь родного брата, завтра он убьет тебя. Третьего не дано. Что заложено матерью Природой, не вырубишь топором.

Данный закон был впитан белогрудым медвежонком с молоком матери. Он понимал это со дня своего рождения, но не сталкивался с этим, пока был под защитой старой медведицы. Теперь все изменилось. Люди, собаки, медведь-папа стали для него врагами. Встреча с кем-то из них не сулила ничего хорошего. Возможным продолжением существования были быстрые ноги да звериный оскал. О победе над врагом не стоило думать. Ему было всего лишь полгода, потому дать кому-то достойный отпор он не мог.