Книга Трали-вали - Владислав Вишневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О, 9.00. Время…
Утро. Войсковой плац. Развод.
– По-о-олк, равня-я-ясь… смир-рно! – Косясь за спину, зычно, на весь плац, кричит начальник штаба полковник Колесов. Красавец мужик, молодой, только что из Чечни. Пороха нюхал, одно ранение, боевые награды тому свидетель. Естественно спортивен, конечно, подтянут…
Полк, несколько рот солдат и вспомогательных подразделений, в полном составе, за небольшим, как всегда рабочим исключением, без оружия, по линеечке выстроившись, подтянувшись, стоял, глядя на середину плаца. Солдаты, прапорщики и офицеры спокойно наблюдали, как в сторону плаца сворачивает, торопливо шагает командир полка, полковник Золотарёв. Прямой, строгий, наглажен, начищен – истинное тебе воплощение устава. Командир. Отец. И возраст у него «взрослый», и фигура ничего себе ещё, и сам… а вот, говорят, не женат. Потому всегда и строг, и суров, как отметили солдаты. Был бы женат, вообще бы тогда был отличный мужик – батя. А так – отец, всего лишь. К офицерам и прапорщикам показательно строг, к солдатам только на «вы» и уважительно по уставу. Гроза, в общем. Туши свет называется. Хотя, к этому привыкли, приспособились.
Колесов краем глаза проследил, как полковник Золотарёв на ходу поправляя сначала фуражку, потом складки под тугой портупеей, ступил на плац…
– Р-равнение на ср-редину! – скомандовал начштаба, чётко повернулся на сто восемьдесят градусов, приставив вытянутые пальцы правой руки к околышу фуражки, к виску, шагнул навстречу командиру полка.
Дирижёр вовремя отследил этот момент, как ворон взмахнул крыльями, и оркестр, задавая ритм, точно вступил под шаг начальника штаба. Старшие офицеры показательно чётко шли навстречу друг другу. Да и «Встречный» марш, извините, не «Прощание славянки», особенно здесь хорош. Дирижёр оркестра, лейтенант Фомичёв, самый молодой в полку офицер, с нежным девическим цветом лица и таким же нежным румянцем, стоя спиной к оркестру держал правую руку высоко вверху, чтобы всем музыкантам была видна его отмашка…
Развод. Обычный в армии. Постоянный.
Но каждый раз как первый раз – торжественный, и строгий. Трубы, как фанфары, легко пробивали вялую, не выспавшуюся ещё психику военнослужащих. Баритоны, вместе с тенорами, валторнами, тромбонами и альтушками приковывали внимание к резкой мажорной патетике, напрочь отодвигали всё в армии несущественное и малозначимое, вычёркивали, как суетное и пустячное. Тубы, вместе с барабанами и тарелками разогревали тонус в солдатских душах до ста двадцати ударов в минуту, высоко держали накал, не позволяя отойти от достигнутого. Кларнеты, флейты, украшали всю патетическую феерию этих звуков замысловатыми и игривыми мелизмами, как сладкая крем-паста украшает праздничный красавец торт…
– Здравствуйте, товарищи! – с подъёмом в голосе, громко здоровается командир полка.
Полк, все военнослужащие, через короткую паузу, обвалом, отрывисто и громко кричат…
– Здра… жела… товар… полковник.
Зимой, в такой момент, обычно снег с ближайших крыш стеной сыплется, весной сосульки обрываются, летом птицы испуганно в небесную высь вспархивают, осенью жёлтые листья вместе с сухими ветками обламываются… Такой вот получается незамысловатый физический эффект от бодрости и сотрясания воздуха.
Обычное дело развод в армии, рутинное… Но особенно важное, когда с оркестром… Особенно важное!
Вернувшись с развода в оркестровый класс, музыканты пребывали в необычайно молчаливом и рассеянном состоянии. Что непривычно. Потому и недолго.
– Мужики! – прервал прокисшую тишину прапорщик Тимофеев. Женька Тимофеев, Тимоха, 26 лет. Первая труба, солист, симпатичный парень, не женат ещё. Этой осенью свадьба планируется. В Америке. Гейл – его невеста, живёт в Сан-Франциско, там и ждёт его, там и свадьбу сыграют, спросил. – А где Генка Мальцев с Кобзевым, кто знает?
– Анализы сдают, – мгновенно ответил Лёва Трушкин. Большой, крупный, 32 года, не женат, русский, мама армянка, тубист, хохмач, часто скептик). Видя, что не все, кажется, знают об этом, пояснил. – Да не хохма это, не хохма! Старшина сказал. Он дирижёру докладывал – я рядом стоял, слышал.
– Товарищ старшина, Константин Саныч…
– Не знаю, – как ждал, быстро ответил старшина оркестра. – Мне Кобзев утром позвонил, сказал, что они в очереди стоят. Без анализов там не принимают…
– Кого?
– Куда? – Уточнил Гарик.
– Как кого, – пожал плечами старшина, неужели не понятно. – Их…
– О, а Мальцеву-то с Кобзевым зачем анализы сдавать? С какой стати?
– Да не им, а пацанам этим, беспризорникам нашим…
– Аааа…
– Да какие они наши? Вшивота подзаборная!
– А что, вполне возможно, что и Мальцеву с Кобзевым придётся сдавать… Они же вместе ехали, контактировали…
– И мы контактировали, вчера… – заметил Мнацакян.
– И что? Нам тоже сдавать, что ли, да? – нервничал Лёха Чепиков.
Возник диспут. В том смысле, что не просто разговор, а с раздражением, по возрастающей… Как от спички бикфордов шнур к взрыву…
– Я, например, не буду, и точка. – Заявил Чепиков. – Я к ним и близко не подходил… Как знал… И Фокин тоже, я видел, далеко стоял, и старшина, и Жека Тимофеев, и все… Я помню. Только Валька Завьялов, Генка Мальцев и Кобзев, и они…
– А что, мужики, наверное и правильно… Мало ли где обмылки эти могли ошиваться, по подвалам и чердакам… – поддержал старший сержант Фокин. 36 лет, самый пожилой контрактник, не считая старшины оркестра, конечно, кларнетист и флейтист высочайшего класса. Отличный мужик, но в последнее время сильный зануда и скептик, потому что его дочь, старшеклассница, «оторва», все музыканты знали, с рокерами какими-то связалась, дружит, говорит. Как мёдом ей там намазали… Гоняет по ночам на мотоцикле, пиво пьёт, курит… С ума отца сводит своими «историями» с… с мальчиками.)
– Они не ублюдки, они пацаны, – хмуро поправил Завьялов. Он давно уже жалел, что вязался в эту историю… Вернее, что таким именно образом поступил. Надо было отпустить мальцов с миром и забыть, ругал он себя, чтобы не будоражило потом совесть, не беспокоило… Бурлит сейчас, как пурген в животе.
– Я и говорю, – не вникая в детали, согласился Фокин. – Им девчонку испортить, что мне гамму одним пальцем сыграть.
– Да, – прогудел старшина. – Действительно, и не заметишь, как сам от них заразишься, подхватишь чего-нибудь.
– Тьфу, вот, чёрт, – чертыхнулся Чепиков. – Не было печали. Валёк, – Чепиков с досадой повернулся к Завьялову. – Ну правда, за каким это хреном нужно было их сюда привозить, а? Заразу эту… На месте что ли нельзя было п…й им, извините, навешать или шеи «намылить»? Сами сдали бы потом в милицию – руки вымыл, и все дела… И нас бы не впутывали. У нас же семьи, дети… Тьфу… Теперь вот думать будешь… – Лёха расстроено поёрзал на стуле. – Может, действительно, не ждать нам вызова, самим в санчасть сходить, прививки какие сделать, а?