Книга Полет ласточки - Мириам Дубини

Эмма и Лючия обменялись быстрыми взглядами. Потом сели рядом с Гретой. Одна справа, другая слева. Одна положила руку на плечо, другая — на колено. Эмма приподняла пальцами тоненькую прядку светлых волос, повисшую у Греты вдоль виска, и нежно убрала ее за ухо.

— Ты не с ним, потому что ты с нами.

Сообщение

Желтая, широкая, как галактика, полоска четко отпечаталась в небе, изрезанном крышами многоэтажек Корвиале. Ансельмо ехал против ветра по безлюдным полуночным улицам городской окраины, изо всех сил давя на педали. Он добрался до конца улицы Джентилини, пересек большой проспект в четыре полосы, обогнал ночной автобус, повернул к холму и стал подниматься вверх по дороге, ведущей к Змеюке, к дому Греты. Полоска вела его к ней. Он вздрогнул при мысли о встрече. А что, если в конце пути, который он решил проделать без нее, снова будет она?

Ее не было.

В окнах ее квартиры не горел свет. Ансельмо встретил эту темноту с облегчением и снова перевел взгляд в небо. Полоска стала тоньше, мерцая за бетонным зданием как мост, перекинутый над пропастью и ведущий неведомо куда. Ансельмо свернул и обогнул дом. У торца он снова увидел полоску, которая ждала его с другой стороны, терпеливая и неподвижная, как пруд, застывший в небе. Ансельмо притормозил, ожидая следующего указания. Рванул ветер, и золотой ручеек стал прокладывать себе дорогу меж звезд, потом замер чуть поодаль, по ту сторону черной стены деревьев, гнувшихся под порывами ветра.

Ансельмо надавил на педали и срезал напрямик через газон, подпрыгивая на мелких ухабах. Он проехал через небольшую рощу и вдруг оказался перед зачарованной долиной в миниатюре. Вокруг шумел город, пульсируя токсичным светом фонарей, фар и рекламных вывесок. А здесь царили темнота и покой. На горизонте повисла большая и низкая луна, залив серебристым светом ручей, робко пробиравшийся через долину. Прямо на Ансельмо одиноким глазом смотрела жестяная хижина. Ее единственное окно горело желтым огнем, и полоска терялась в этом свете. Послание было внутри хижины.

Ансельмо стремительно покатил вниз по крутому поросшему травой склону. Его подталкивал в спину ветер. На лице, обдуваемом холодным потоком, заиграла счастливая улыбка. Он остановился перед входом и приставил велосипед к дощатой изгороди.

Потом наклонился, чтобы привязать раму к штакетнику, и вдруг увидел, как за спицами колеса вспыхнули два красных глаза. Посланник в испуге отскочил в сторону.

— Бе-е-е-е-е, — сказали красные глаза, чуть прищурившись.

Рядом с ними заморгали другие красные огоньки. Блеянье тоже усилилось и побеспокоило обитателя хижины.

На пороге возникла его маленькая тень, согнувшаяся над посохом. Ансельмо медленно направился к нему, безрезультатно пытаясь натянуть на лицо улыбку, подходящую моменту. Хозяин хижины зажег лампочку, которая болталась на длинном проводе рядом с дверью. Красные глаза, блеявшие все сильнее, оказались козами. Четыре козы. И старик. С одним ухом.

— Незабудка, — громко и торжественно начал старик хриплым голосом, — помолчи минутку.

За стихами, повторяя их ритм, последовали удары посоха о землю. Мягкие и негромкие. Не только Незабудка, к которой было обращено послание, но все козы вмиг замолчали. Будто их укачала эта короткая колыбельная.

Ансельмо набрался смелости и выпалил на одном дыхании:

— Добрый вечер, прошу прощения за беспокойство. Мне кажется, у вас в доме есть что-то, что я должен увидеть.

Старик оглядел юношу недоверчивым взглядом. Перевел глаза на велосипед за его спиной, потом снова внимательно изучил его лицо. Ансельмо выдержал взгляд старика, на мгновение потерявшись в лабиринте морщин, изрезавших жесткую кожу. Таццина еще раз ударил посохом о землю и скрылся за порогом хижины.

Когда он вновь вышел, козы спали, наверное, уже с полчаса, а Ансельмо так и не сдвинулся с места.

— Ты ведь знаешь, кому ты должен это отдать? — спросил старик и показал ему конверт для писем.

— Пока нет.

— Тут написано. На этот раз будет нетрудно, — заверил Таццина, протягивая юноше послание.

Ансельмо взял его двумя руками. На конверте были имя и адрес. Он знал и то и другое. Но, словно ища подтверждение тому, что прочитал, перевел глаза на старика. Может, это ошибка. Может, шутка. Таццина стоял неподвижно, как ископаемое. Морщины застыли на лице вековечными глубокими бороздами. Никакой ошибки, никаких шуток. Послание было для Греты Бианки.

«…Но тот, кто отведет взгляд от неба, больше никогда не сможет его читать», — Грета второй раз пробежала глазами запись в дневнике Ансельмо.

Потом перечитала вслух, чтобы это слышали Эмма и Лючия. Потому что Грета хотела правды, но в одиночку она ее вынести не могла.

Эмма молчала, пытаясь собраться с мыслями. Грета, окончательно запутавшись в потоке своих, ждала, чтобы кто-то или что-то дало ей основание думать, что она неправильно поняла, что она ошиблась, что все это просто шутка. Но услышала только маленькое существо внутри и его крики. Она не могла сдержать их, они текли по венам вместе с кровью. И разрушали кости. Она должна уйти. Немедленно.

— Я пошла, — Грета вскочила, уронив дневник на пол.

Лючия схватила ее за руку, быстрая и ловкая, как никогда:

— Нет. На этот раз ты никуда не уйдешь.

— Пусти, — прорычала Грета.

Эмма взяла ее за другую руку:

— Нет!

— Слушайте, мне надо найти его…

— Зачем?

— Мне надо поговорить с ним.

— И сказать, что ты прочла его дневник?

Грета опустила глаза. Нет. Не самая удачная мысль. Она посмотрела на дневник, лежащий на полу. Совсем неудачная мысль. К злости на него за то, что она только что узнала, прибавился стыд за то, что она за ним шпионила. Читала его тайные записи. Грета стояла неподвижно, как в плену топкого болота. Любое собственное движение потянуло бы ее еще глубже ко дну. Единственным спасением была какая-нибудь опора вне болота. У Греты их было две.

— И что, по-вашему, я должна делать? — спросила она, мысленно хватаясь за своих подруг как за соломинку.

— Для начала сесть и успокоиться, — посоветовала Эмма.

— И съесть шоколадку, — подсказала Лючия, протягивая поднос с двумя видами шоколада. — Горький или молочный?

— Горький.

— Нет, молочный, — поправила Эмма, — в нем больше сахара, он тебе сейчас не помешает.

Они ей даже шоколад не дают выбрать. И это подруги?!

Эмма развернула молочный шоколад и сунула его Грете в рот.

— И потом тебе надо работать над собой. Нельзя вот каждый раз так… беситься. Ты должна научиться контролировать себя.

Грета молчала. Она грызла шоколад и прислушивалась к тому, как утихают крики внутри, поглощаемые черным и сладким какао с молоком.