Книга Легион Времени - Джек Уильямсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кросно с величественным видом проигнорировал мой вопрос. Он изучал меня еще довольно долго, а потом наконец подвел итог своим наблюдениям:
— Судя по всему, вы мне подходите, хотя небольшой экзамен все же необходим.
Он еще раз взглянул на мои документы:
— Вы знакомы с астрономией и навигацией?
— Как-то довелось пройти тысячу миль по Индийскому океану на корпусе разбитого гидроплана.
Доктор кивнул.
— Можете уехать внезапно и... на неопределенное время?
Я сказал, что могу.
— Семья, дети?
— Сын, четырех лет. Но он живет не со мной. — В моем голосе, вероятно, звучала горечь. — Мать ребенка умерла, а ее родители убедили суд в том, что такое перекати-поле, как я, не может быть хорошим отцом маленькому Барри.
Перед глазами у меня снова появилась высокая фигура Доны Кэридан, моей гордой и прекрасной жены. Тот единственный год, который мы прожили вместе, когда она оставила богатых родственников ради того, чтобы поехать со мной в Месопотамию, был счастливейшим в моей жизни. С болью в душе я вспомнил, чем закончился этот год, — разбитый в пустыне самолет, грязная палатка какого-то араба, где появился на свет мой единственный сын, Дона, умирающая в муках без медицинской помощи...
— Так значит, Хорн, — спрашивал между тем Кросно, — вы готовы оставить все, абсолютно все?
— Готов.
Доктор смотрел на меня с предельной сосредоточенностью, только его руки, бледные, с длинными пальцами руки ученого, сжимавшие мой конверт, заметно дрожали. Наконец он решился:
— Ладно, Хорн. Вы мне подходите.
— А теперь, — потребовал я, — объясните наконец, в чем заключается работа.
— Идемте, — сказал он, поднимаясь. — Я вам все покажу.
Огромный древний автомобиль провез нас через весь город. За мостом Джорджа Вашингтона мы повернули и поехали вдоль берега реки, вверх по течению, пока не оказались в большом лесистом поместье. Дворецкий в ливрее встретил нас и проводил в дом — такой же старый и запущенный, как автомобиль.
— Моя библиотека.
Через весь дом Кросно шел не останавливаясь, а у этой двери вдруг застыл, как будто приглашая меня заглянуть в комнату. Я вошел. Потолок комнаты представлял собой настоящий планетарий со сложным механизмом. Вдоль стен стояли стеклянные ящики с моделями, насколько я понял, экспериментальных ракет. Мой спутник молча показал мне книжные шкафы с работами по химии взрывчатых веществ, аэродинамике, небесной механике и астрофизике. Пораженный, я снова встретился глазами с Кросно.
— Да, Хорн, — кивнул он, — вы будете первым астронавтом.
— То есть, — промямлил я, — вы хотите сказать, что я полечу... в космос?
И тут на лице моего хозяина появилось отчаяние.
— Идемте, — произнес он. — Идемте в сад.
Лунный свет волшебным образом преобразил нестриженые деревья и запущенные лужайки усадьбы. В темном небе сияли холодные огни звезд. На западе низко над горизонтом каплей расплавленного серебра висела Венера. Потом я увидел это и остановился, словно громом пораженный.
Бетонный пол окруженного старыми досками полуразобранного сарая служил основанием высокому сверкающему цилиндру. Колоколообразные сопла отбрасывали на траву длинные черные тени. К сверкающему боку огромного сооружения прилепилась хрупкая металлическая лесенка. Она была не меньше шестидесяти футов длиной и кончалась высоко вверху у темного круглого люка.
— Но это же... — пробормотал я. — Это...
— Это моя ракета, — сдавленным голосом ответил Кросно. — Я назвал ее «Астронавт».
Лицо доктора побледнело.
— Двадцать лет я ее строил, Хорн. А теперь, когда она наконец готова, я вынужден послать другого. Сердце стало слабым — мне просто не выдержать стартовых перегрузок.
И вдруг я ощутил угрозу, исходящую от сверкающего цилиндра ракеты. Не в первый раз внутренний голос предостерегал меня. И я уже знал, что пренебрегать этим — значит встретиться лицом к лицу со смертью. На этот раз смертельная опасность исходила от ракеты Кросно.
Я повернулся к изобретателю.
— Знаете, Кросно, я, конечно, исследователь. Я рискую и люблю рисковать. Но если вы думаете, что я позволю кому-то запихнуть меня в консервную банку и отправить на Луну...
Бледное лицо Кросно выражало такую муку, что я невольно умолк.
— Не на Луну, Хорн.
Он вытянул длинную руку, указывая на запад, где все еще горела яркая Вечерняя звезда:
— Не на Луну, а на Венеру. Это первый полет в истории человечества.
У меня перехватило дыхание.
— «Астронавт» — хороший корабль, — продолжал Кросно. — Он долетит до Венеры, приземлится там и доставит вас обратно во время следующего сближения планет. Таким образом, у вас будет несколько месяцев на то, чтобы все там изучить. Повезет — останетесь живы и все мне расскажете.
Он не отрывал от меня испытующего взгляда.
— Ну, каково ваше решение, Хорн?
— Дайте мне время подумать, — ответил я. — Мне надо побыть одному.
Я вышел из сада и шел, не останавливаясь, пока не добрался до открытой вершины какого-то небольшого холма. В осеннем небе ярко сверкали многочисленные созвездия. Где-то внизу стрекотали кузнечики и квакала одинокая лягушка. Ветер приносил из долины слабый аромат цветов.
Долго я простоял так, глядя на Венеру и далекие звезды. Да, жизнь была неласкова со мной, а после смерти Доны я и вовсе не дорожил ею. Но могу ли я добровольно отказаться от нее — отказаться, быть может, навеки?
Я мучился сомнениями, пока не увидел падающую звезду. Яркий огонек сорвался с неба где-то между Кассиопеей и Персеем, напомнив мне почему-то о том огне, который постоянно горит в сердце ученого, — неистовой жажде познания.
И тут случилось нечто необъяснимое. Сначала растаяли очертания холма и долины, и я остался в полной темноте. Затем пришло видение. Я увидел спящую в хрустальном ящике прекрасную молодую женщину. Черты ее показались мне до боли знакомыми. Женщина проснулась, раскрылись полные ужаса темно-фиолетовые глаза. Потом она села, и темно-рыжие густые волосы плащом укрыли ее фигуру. А потом раздался ее голос — голос женщины из хрустального гроба:
— Иди, Барри Хорн! Ты должен идти!
В следующую секунду видение исчезло. Я снова стоял на вершине холма, над залитой лунным светом благоухающей долиной. Но сердце мое отчаянно колотилось от волнения.
Женщина, которую я только что видел, была Доной Кэридан!
Занятия наукой почти совсем лишили меня предрассудков. Спускаясь по склону холма, я размышлял, не переусердствовал ли, пытаясь утопить свое горе в вине. Может, это все-таки галлюцинация? Но видение было слишком реально, и я не мог забыть ужаса в глазах женщины. Я должен был лететь.