Книга Легион Времени - Джек Уильямсон

Что же касается оружия, то ни один ученый так и не сумел объяснить принцип действия большого серого пистолета с прозрачным стволом, найденного нами на поясе незнакомца. Странное оружие было, очевидно, сломано.

Оставалось непонятно, как этот человек вообще мог попасть к нам в дом. Уезжая на озера, мы заперли бунгало и, вернувшись, обнаружили замки нетронутыми. Правда, озадаченный шериф уверял нас, что любой бродяга способен проникнуть в пустой дом, но уж если что и ясно относительно Барри Хорна, так это что он не был «любым бродягой». А сведения, которые мы нашли в рукописи, казались совершенно фантастическими.

Рукопись была написана моей собственной ручкой на бумаге, взятой из моего стола. Вероятно, Барри Хорн потратил на нее три или четыре дня. Врачи дружно удивлялись тому, что он сумел довести свой труд до конца. Очевидно, это была гонка со смертью — с каждой страницей рукопись становилась все более отрывистой и неразборчивой.

Грязные тарелки и пустые консервные банки в кухне указывали на то, что незнакомец несколько раз готовил себе еду. Последнюю порцию он так и не съел — мы нашли ее нетронутой на тарелке. Спал Барри Хорн на кушетке, поскольку именно там лежали его грязный плащ и старенький плед.

Аптечный шкафчик в ванной был распахнут настежь, а на полу рядом с ним валялась разбитая бутылка меркурохрома. Видимо, Барри Хорн что-то искал. Но обратиться к врачу он даже не пытался — так и умер рядом с запыленным телефонным аппаратом.

Барри Хорн знал, что умирает. Последняя, недописанная, страница была началом его завещания. Проживи он чуть подольше, и число загадок наверняка резко сократилось бы. Вот что говорилось в завещании:

«Всем, кого это может касаться.

Я, Барри Хорн, вернулся после долгих странствий в свою родную страну и эпоху. Находясь в здравом рассудке и предчувствуя приближение смерти, я желаю выразить свою последнюю волю в настоящем завещании.

Первое.

Я хочу принести запоздалые извинения родственникам моей покойной жены, Доны Кэридан, за те недобрые чувства, которые я испытывал к ним, считая, что они несправедливо отняли у меня сына.

Второе.

Я хочу извиниться перед незнакомым мне хозяином этого дома, ибо в течение последних дней я без спроса пользовался его гостеприимством. Чтобы загладить свою вину, я завещаю ему созданную в его доме рукопись и все права на ее издание. Надеюсь, что рукопись все же будет опубликована, и люди смогут узнать о чудесах и опасностях, ожидающих их потомков в далеком будущем. Быть может, тогда они поймут, за что я так полюбил Кела Арана, последнего человека Земли, и разделят мое восхищение двумя прекрасными и самоотверженными женщинами — Дондарой Керадин, Тенью Камня, и Хранительницей Верел Эйрин, возлюбленной Кела. Ибо эти трое мне дороже всех людей на свете — кроме, конечно, моей дорогой покойной жены Доны Кэридан.

Третье.

Моему единственному сыну Барри, по достижении им совершеннолетия и освобождении от опеки чересчур заботливых родственников, я завещаю свою одежду, оружие и большой алмаз, находящийся сейчас при мне, — но при условии, что перед тем, как распоряжаться этим алмазом, то есть бывшим Камнем Дондары, он прочтет мою рукопись.

Четвертое.

Душеприказчиком по данному завещанию я назначаю своего старого друга и поверенного Питера...»

Последняя фраза обрывалась на полуслове. Видимо, ручка просто выпала из ослабевших пальцев умирающего, и фамилия адвоката Барри Хорна навеки осталась неизвестной, так же как и местонахождение его сына.

Вот сколько тайн накопилось вокруг одного-единственного трупа. Однако самой потрясающей из вещей Барри Хорна был упомянутый в завещании гигантский алмаз. Сверкающий прямоугольный блок имел в длину почти четыре дюйма и весил тысячу сто карат — то есть, грубо говоря, полфунта! Камень был без единого изъяна, не считая разве что слабой тени, появлявшейся при определенном освещении в его прозрачной глубине. Но кто бы смог назвать это изъяном?

Алмаз был бы бесценным даже без огранки. Да, конечно, знаменитый алмаз «Куллинан» весил почти втрое больше, но все известные обработанные камни по размеру не превышали половины «Камня Дондары». А странная история из рукописи Барри Хорна делала этот камень поистине уникальным. Ювелиры сначала сомневались в его существовании, потом, увидев, не верили своим глазам и решительно отказывались оценивать.

— Миллионы за одни только караты! — кричал один пораженный мастер. — Но резать его — нет, никогда в жизни! Пусть лучше какой-нибудь сумасшедший раджа отдаст вам за него свое королевство!

Сначала мы не хотели публиковать рукопись. Даже прямое желание покойного не могло побудить нас к этому. Во-первых, ученые встретили бы странное произведение в штыки, а во-вторых, слишком много людей узнало бы об алмазе. Имеем ли мы право так рисковать чужой собственностью?

Но сейчас, когда все попытки отыскать сына и адвоката Барри Хорна окончились неудачей, у нас осталась только одна возможность установить его личность и отыскать наследников — публикация. Поэтому мы просим всех, кто располагает сведениями о местонахождении младшего Барри Хорна или адвоката его отца, незамедлительно связаться с нашими издателями.

Глава первая. «Астронавт»

— Может, вас это заинтересует, а, мистер?

Дружески настроенный лифтер клуба «Эксплорер» протянул мне газету. Объявление в «Нью-Йорк стандарт» за восьмое октября тысяча девятьсот тридцать восьмого года гласило:

«ТРЕБУЕТСЯ сильный, энергичный мужнина с опытом участия в научных экспедициях для выполнения опасной и необычной работы. Обращаться сегодня вечером, с шести до десяти. Отель «Крайтон», спросить доктора Хилари Кросно».

Звучало неплохо. К тому моменту я уже пробыл в Нью-Йорке вдвое дольше, чем рассчитывал. Первые две недели после возвращения из экспедиции всегда казались мне раем, но стоило задержаться в городе чуть дольше, и я чувствовал, что низвергаюсь в ад.

Я дал мальчишке доллар, сложил в конверт все свои рекомендации, опрокинул еще один стаканчик виски и ровно в шесть часов уже входил в сверкающий вестибюль отеля «Крайтон». Имя доктора Кросно оказало на надменного клерка магическое действие.

Кросно был огромным лысым мужчиной с бледным лицом и темными запавшими глазами. Глаза эти буквально приковывали к себе. Сжатый рот доктора выдавал скрытое напряжение — похоже, что физически он давно уже на пределе.

— Барри Хорн? — спросил доктор глубоким сильным голосом.

Что-то в его тоне подсказало: несмотря на внешнее спокойствие, доктор сильно нервничает. Он взял мои бумаги и проглядел их:

— У вас прекрасные характеристики. За что получили докторскую степень?

— За раскопки древней пирамиды в джунглях Южной Америки, — ответил я, разглядывая комнату. Доктор Кросно занимал роскошный номер. Интересно, что он за человек? — Нельзя ли узнать побольше о вашей «необычной работе», доктор?