Книга Обратный отсчет - Олекса Белобров

Но самое настоящее негодование у Афродиты вызвало то, что Александр до сих пор ничего не сообщил своим близким о том, где он и что с ним. Тот привычно возражал — мол, поклялся никому не сообщать о себе до полного выздоровления, но девушка тут же изобрела простенькую уловку. Зачем волновать близких? Ведь вполне достаточно позвонить и сказать в двух словах — мол, жив-здоров, нахожусь в Самаре (как истинный патриот своего города Галка называла его всегда по старинке — Самарою, и практически никогда — Куйбышевом), в командировке по служебным делам, — и все. Ведь они уже больше месяца не имеют от него никаких известий!

Сказано — сделано. Афродита не откладывая принялась названивать в междугородную службу «07» и поочередно заказывать номера, написанные на листке из блокнота. Через час дали Урал, трубку взяла Сашкина мама — и едва не разрыдалась от радости. Оказывается, они с отцом уже собирались направить официальное письмо на имя командира бригады с просьбой известить, где в настоящее время находится старший лейтенант Петренко. Так что его звонок оказался очень своевременным.

Звонок на Украину также вызвал бурю эмоций: и там потеряли Сашкин след. Тесть с тещей и Ядвига время от времени перезванивались с его родителями, но и они ничего толком не знали… Отзвонившись братьям, Александр окончательно успокоился — теперь все, для кого он хоть что-нибудь значил, были в курсе, что он в Союзе и в ближайшее время ему ничего не грозит…

Остаток вечера решили провести в одном симпатичном ресторанчике на высоком волжском берегу.

За время Сашкиного отсутствия прапорщик успел выспаться и теперь с ветерком погнал «шестерку» по людным улицам вечернего города.

Свободных мест в ресторане, как во все времена при Советской власти, не было и в помине. Однако, благодаря расторопности Бушуева и десяти чекам, которые Хантер сунул в потную лапу швейцара, места тут же нашлись. Их столик оказался в дальнем конце зала, все окна открыты, с Волги задувал свежий ветерок.

Павел на скорую руку поужинал и оставил их наедине, якобы опасаясь бросать машину без присмотра. Он все больше нравился молодым людям — спокойный, надежный, с таким как за каменной стеной. Что и подтвердилось позже.

Засиделись допоздна, музыканты уже несколько раз демонстративно «прощались» с благодарной аудиторией, провоцируя на новые подношения. Не обошлось и без инцидента. Хантер чувствовал себя слегка захмелевшим — не столько от вина, сколько от близости Афродиты, огней и шума большого города, музыки и танцев, — от всего этого он уже успел отвыкнуть. Но не только на него подействовало обаяние девушки — за столиком по соседству собралась шумная компания горячих детей гор Кавказа, и кое-кому из них Афродита в новом платье, сидевшем на ней как перчатка, тоже приглянулась. Сашка, с их точки зрения, был всего лишь безобидным инвалидом, и то один, то другой кавказец принялись приглашать Афродиту потанцевать.

Горцы, будучи основательно «под мухой», никаких возражений слушать не желали, нахраписто лезли навстречу неминуемым неприятностям. Хантер решительно поднялся из-за стола, приблизился к пьяной компании, подозвал самого назойливого ухажера и вежливо попросил прекратить домогательства к девушке. Доморощенный абрек презрительно оглядел «джинсового мальчика» с тростью, а затем неосторожно и омерзительно выругался по-русски прямо в лицо.

Госпитальная трость в тренированных руках десантника, к тому же основательно накачанных гонками на костылях, оказалась серьезным оружием. Секунду спустя незадачливый абрек уткнулся немытой рожей в салат-оливье, а кинувшийся на выручку дежурный джигит получил пару сокрушительных парализующих ударов по плечам и с визгом шарахнулся прочь от осатаневшего «инвалида».

Ясное дело, с гипсовой ногой Хантер не представлял особой опасности — достаточно толкнуть посильнее, и он не устоял бы, но тут подоспел Бушуев, заметивший с улицы заварушку в зале ресторана. Двумя-тремя богатырскими оплеухами он раскидал разъяренных шакалов и поволок Хантера с перепуганной Афродитой за собой.

Отступали, пятясь и огрызаясь на языках тех народов СССР, что знали, отбивались палочкой и стульями, «случайно» подвернувшимися под руку, но все же прорвались сквозь стаю, налетавшую со всех сторон. В конце концов у одного из почитателей Казбека мелькнул в руке нож, последовал резкий взмах палочки, раздался хруст костей и дикий гортанный вой раненого шакала. Воспользовавшись замешательством в нестройных рядах горных людей, троица быстренько метнулась к авто.

Бушуев газанул, и в следующее мгновение «шестерка» уже шелестела по асфальту. Александр на заднем сиденье обнял Афродиту, чувствуя, как быстро бьется ее сердце.

Куда теперь? Ехать домой к девушке никак нельзя, в советские гостиницы, с их дуристикой и ненавязчивым сервисом, нечего было и соваться.

Неожиданно в голове созрела блестящая идея: Костяная Нога! Ведь подполковник-вертолетчик настойчиво звал в гости, а до Сызрани, где он живет и служит, — два часа езды, полтора десятка литров бензина.

— Паша, — обратился старший лейтенант к водителю, — давай-ка, поворачивай к мосту…

По пути Хантер растолковал «замысел боя».

Накупив спиртного и всякой съестной всячины в единственном на всю Самару ночном магазине, они вскоре пересекли мост через Волгу, и «шестерка» вырвалась на оперативный простор.

Было около двух часов ночи, когда развеселая гоп-компания завалилась к Костяной Ноге. Подполковника пришлось будить, но, несмотря на позднее время, он искренне обрадовался появлению Хантера и Афродиты. Жена вертолетчика, веселая разбитная белоруска Люба, мигом накрыла стол, и ночной банкет стремительно набрал обороты. Пашку Бушуева все же пришлось отправить отдыхать, благо его родители жили неподалеку.

Посиделки затянулись до утра. Часов в восемь вертолетчик позвонил своему начальству с сообщением, дескать, у него внезапно опухла травмированная весной нога, и поскольку он ожидает прибытия врача-специалиста, то не сможет прибыть на занятия…

Словом, в госпиталь старший лейтенант, прапорщик и старшая сестра отделения травматологии попали только через сутки.

Заведующий отделением, к которому Хантер заявился с вязанкой копченой рыбы и бутылкой армянского коньяку, выглядел обеспокоенным. И вовсе не Сашкиным отсутствием и непомерной активностью своего пациента.

— Тут у нас вот какие дела, старлей, — проговорил Седой сразу после того, как они обменялись рукопожатиями. — И, конечно, удача, что вы наконец-то на месте! Вчера звонили из Москвы с сообщением, что сегодня в госпиталь по твою душу прибудет кто-то из спецкоров «Комсомольской правды», а с ним еще какой-то персонаж важный. Предупредили, чтоб все тут было в ажуре. Ты не в курсе, чего они от тебя хотят? И не удивляйся, потому что я уже как в той поговорке — обжегшись на молоке, дую на водку.

— Да бог с ними, Владимир Иванович! — беззаботно отмахнулся Хантер. — Вскрытие, как говорится, покажет. Ниже, чем замкомроты, не поставят, дальше Афгана не пошлют!..

Направляясь на массаж и физиотерапию, он еще издали приметил в дальнем конце госпитального коридора стройную фигурку Афродиты — та приветливо помахала рукой, но не подошла, видно, была по горло занята.