Книга История Кометы. Как собака спасла мне жизнь - Линетт Падва

Меня устроили в спальне на первом этаже, и я находился там один. «Боюсь, буду вертеться в кровати и причинять тебе боль», – так Фредди объяснила свое решение остаться в нашей комнате на втором этаже.

Я не возражал, хотя, отделенный от остальных, плохо представлял, что2 происходит в семье. Мои книги перенесли вниз и расставили по обеим сторонам камина. И у меня имелся легкий выход на берег через французское окно и внутренний дворик. Комета одобрила выбор, поскольку получила прекрасный обзор всей длины пляжа. К тому же здесь у нее появился товарищ по комнате – Коди. Хотя она по-прежнему настаивала, чтобы, выходя из дому, я каждый раз брал ее с собой, но когда видела, что я отвязываю «водный мотоцикл», возвращалась в спальню и прыгала на кровать. У меня сложилось впечатление, будто она не просто одобряла мое общение с Коди, а поощряла его.

Борзая становилась все более деловой – училась обходиться в медицинских учреждениях, куда меня записала Фредди и где работали мои давнишние врачи. Там была совершенно иная обстановка, чем в магазинах Седоны, где мы привыкали находиться среди людей. В Седоне собаке приходилось держать себя среди шумной толпы, здесь же все было тихо и спокойно. Пациенты терпеливо ждали в очередях и почти боялись разговаривать, глядя, как медики что-то шепчут другим больным. Парочки сидели понурившись и остерегались повысить голос. Льющаяся из динамиков музыка доводила многих чуть не до коматозного состояния.

С первого визита к врачам Комета усвоила, что следует вести себя с профессиональной сдержанностью. Не обращая внимания на замечания о своей красоте и служебном жилете, она, не глядя по сторонам, шествовала к конторке регистратуры. И напускала на себя скучающий вид, когда персонал приходил в замешательство, можно ли собаку пускать в смотровую или в помещение, где работает рентгеновский аппарат или сканер. Я обзавелся сводом положений о служебных животных, разъясняющих, где положено и где не положено находиться Комете. Чопорное поведение необыкновенной собаки требовало быстрого решения, и медики – нянечки, сестры и врачи – соглашались принять борзую в стерильных помещениях больницы.

Суровый вид медиков был только ширмой. Завидев Комету, все без исключения начинали сюсюкать. Сознание необходимости поддерживать порядок скрывало неподдельную любовь к животным, которую мы встречали в каждом медицинском учреждении. После первого потрясения достигалось молчаливое соглашение: мы не прогоняем Комету, пока она ведет себя так же профессионально спокойно. Но затем положения договора забывались – за несколько визитов к моим постоянным врачам Комета успевала очаровать их, и на нее больше не смотрели как на нежданного инспектора налоговой службы, а относились ласково, словно к знаменитости. Меня в регистратуре вспоминали лишь после того, как заглядывали в мою карту, ее же имя было у всех на слуху, как имя любимого спортсмена – Пеле, Нене, Комета.

Серия заключений осмотревших меня врачей подтвердила вывод, сделанный ранее Пам: мне становится хуже. «Прогрессирующая парестезия мистера Вулфа осложняется двусторонними мышечными болями в бедрах и ягодицах, а также разлитыми болями в поясничной зоне. Для лечения такого рода повреждений межпозвоночных дисков не существует ни медикаментозных, ни хирургических методик, вследствие чего он должен считаться полным пожизненным инвалидом». Таково было их мнение.

Я уже давно сознавал, что передо мной тупик и мое тело превращается в хлам; представлял свое положение вроде шоссе в Аризоне, той его части в Белых горах, которую местные жители прозвали дорогой в никуда. Асфальт петляет среди бесчисленных ущелий, где очень долго не встречаешь ни одной другой машины. Пассажиры начинают беспокоиться. Они сомневаются, что водитель знает, куда ведет дорога, и жалеют, что поехали с ним. Медицинская версия пути в никуда усугубляется ощущением вины и нарастающей депрессией. Дорога крутит и в итоге возвращается к началу. Грыжа межпозвоночного диска, дегидратированные диски, сужение позвоночного канала, разрушение структуры позвонков, образование рубцовой ткани, невропатия, остеофит, артрит суставов – в общем, хватает всего. Обычное лечение предполагает снижение веса, лед, покой, аспирин, физические упражнения, больше лекарств и дополнительные исследования. Заблудший в чаще отчаяния, человек носится кругами и никуда не попадает.

Но… в конце ведущего в никуда аризонского шоссе вдруг возникает курортная деревенька Грир – живописное место в восьми с половиной тысячах футов над величественной горной долиной, поросшей ароматными соснами. На плато над Гриром берет начало река Литл-Колорадо и зеркальной, полной форели лентой в двадцать пять футов шириной течет через центр поселения. Поесть теплого черничного пирога, украшенного шапкой ванильного мороженого, опираясь на парапет «Ресторана встреч», – несравненное удовольствие, которое испытали не многие. Красота такая, что, кажется, просачивается под кожу, природа погружена в покой, и человек невольно сознает: жизнь прекрасна, и он недаром проделал путешествие по горному серпантину. Ему не приходит в голову, что зимой здесь холодно и постоянно идет снег. Для того, кто испытал подобный летний день, превратности погоды – досадный пустяк.

Это-то я все последние годы пытался найти – мой собственный Грир и достаточно хороших дней, благодаря которым плохие воспринимались бы не слишком плохими. В шестнадцать лет начались мои неприятности с позвоночником, но тогда беду пронесло стороной, правда, хирург предупредил меня, что болезнь до конца не вылечена. Но до рокового матча в юношеской христианской ассоциации мне удавалось загонять боль в горы, а самому сплошь и рядом наслаждаться домашними пирожными жизни. И если препятствием к подобному десерту становится боль в спине всего на несколько делений сильнее очень сильной боли, что ж, цена не заоблачная и можно раскошелиться.

Но теперь иллюзии об уготованном мне будущем исчезли. Меня пригласил травматолог, чтобы побеседовать по поводу формуляра уровня жизни, который я регулярно заполнял.

– Взгляните, – предложил он, – еще недавно вы находились на десятом уровне.

Я заглянул в документ. Десятый уровень предполагал ежедневную работу по желанию больного. Нормальную ежедневную активность и участие в общественной жизни.

– Несмотря на все наши усилия, теперь вы опустились на второй уровень, если не ниже.

Уровень два: можно вставать с постели, но нельзя принимать душ и одеваться. Находиться весь день дома.

– Стив, нам надо менять тактику. У некоторых моих пациентов наступает улучшение после трансдермального введения фентанила. Считаю, нам надо попробовать…

– Это тот самый препарат, о котором я слышал в новостях? В двести раз сильнее героина? Его продают на улицах под названием «Белый китаец»?

Услышав, что я заговорил громче, Комета приблизилась ко мне и, потягиваясь, приглашала погладить ее. Я не стал. Знал: стоит мне до нее дотронуться, как мое возмущение потеряет накал. Но вмешательство борзой в разговор уже возымело эффект. Она сбила меня с толку, и я забыл, что только что собирался разглагольствовать о Боге, флаге и американских ценностях, несовместимых с наркотиками.