Книга Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942 - 1943 - Вальтер Хартфельд

Потом егеря отдыхали, ожидая в ночи то, что могло произойти на другой стороне болота. Хайнц записал в своем блокноте, что было бы неплохо добавить к снаряжению коммандос надувные лодки, если они будут не слишком много весить. Но затем покачал головой: сейчас это не нужно — вскоре лед позволит пересечь болото без проблем.

В следующую ночь они преследовали две подводы. Люди, которые управляли лошадьми, были убиты. Егеря обнаружили муку, картошку и пачку листовок, одну из которых Клаус перевел:

«Советские люди!

В специальном коммюнике от 22 ноября из Москвы говорится, что несколькими днями раньше наши доблестные войска начали наступление на Сталинградском фронте. Калач-на-Дону снова стал советским. Две немецкие линии снабжения перерезаны в Советском и Абганерове. Фашисты понесли огромные потери: 14 000 убито и 17 000 взято в плен.

Запомните, товарищи, этот день!

Вспомните также слова товарища Сталина, сказанные в выступлении 7 ноября, о том, что скоро и на нашей улице будет праздник.

Да здравствует наша Советская Родина!

Да здравствует Сталин!

Да здравствуют доблестные защитники Сталинграда!»

Закончив чтение, Клаус сжег листовки, но несколько из них сунул в карман.

Если и были следы на другой стороне болота, то их стерла плохая погода. Коммандос, не располагая новой информацией, пустились в обратный путь, останавливаясь во всех деревнях, которые встречались на пути.

Манфред заметил оживленный вид крестьян, которые, казалось, насмешливо глядели на егерей. Все было чертовски хорошо организовано.

По прибытии в Алешенку коммандос с удивлением наблюдали необычное возбуждение. Навстречу Клаусу выбежал Людвиг:

— Пропал врач, господин капитан. Видимо, его похитили партизаны. Также убиты три хорошенькие женщины (очевидно, особенно активно «дружившие» с оккупантами. Таких население оккупированных территорий называло «овчарками». — Ред.).

Среди коммандос воцарилась мертвая тишина. Затем Клаус, Хайнц и Манфред отправились к Хансу Фертеру.

Явно усталый и бледный, офицер разведки нетвердо встал, чтобы поприветствовать гостей.

— Пока ничего не ясно. Имеются следы лошадей, которые сразу теряются на выходе из деревни. У них, должно быть, было время, чтобы обернуть тканью копыта лошадей. Но кое-что меня беспокоит и мало обнадеживает. Гюнтер ушел не с пустыми руками, прихватил с собой набор инструментов и медикаменты.

— Это имеет какое-либо отношение к убийствам?

— По-моему, прямое. Партизаны использовали свое пребывание здесь для ликвидации коллаборационистов, или, если точнее выразиться, коллаборационисток.

— Что посоветуешь?

— Сейчас ничего. Но думаю, можно будет произвести обмен. Если, как я надеюсь, Гюнтер похищен с целью использования его медицинских услуг, у нас остается небольшой шанс вернуть его, предложив за него партизанам некоторых пленных. Проблема состоит только в том, чтобы найти подходящего посредника. И я придумал, кто им будет: старуха Усыгина.

Эта женщина много путешествует!.. Мне сообщили, что она находится в Сарочеве. Если вы согласны, предлагаю вам послать туда Манфреда.

— Я немедленно займусь этим. Дайте мне координаты старухи и скажите, как далеко я могу пойти в своих предложениях.

— В случае необходимости можно обменять всех партизан. Но пусть вернут нам Гюнтера.

Егеря с оружием в руках слонялись по улицам Алешенки, заглядывая в каждый угол, отгоняя всех, кто хотел к ним приблизиться. Когда Манфред вышел из КП, все бросились к нему с озабоченными лицами.

— Мне нужны две хорошие лошади.

Карл Вернер привел их к нему уже оседланными. Пришли, в свою очередь, братья Ленгсфельд и передали ему свое последнее изобретение: миниатюрные гранаты с большой силой взрыва, которые Манфред старательно рассовал по карманам.

Через час он уже пришел к старухе Усыгиной, которая, к его удивлению, не стала ругаться.

— Серьезное дело, бабка. Нашего врача вроде похитили. Мы хотели бы дать им знать, что готовы обменять Гюнтера на пленных партизан, и особенно на офицера по имени Гайкин. Ты можешь нам помочь?

Старуха попросила сигарету, которую выкуривала, неуклюже пуская маленькие клубы дыма.

— У тебя не табак, а сено… Если я тебе помогу, кто поручится, что вы не сыграете с нами злую шутку?

— Если Яковлев захочет, я пойду, чтобы занять место Гюнтера в их лагере до тех пор, пока его не доведут до Алешенки. Потом я останусь заложником до тех пор, пока к партизанам не вернутся все пленники. Я — офицер, бабка, и это что-то значит…

— Ты уверен, что Гюнтер еще жив?

— Нет, но можно узнать об этом.

— Это будет нелегко сделать, потому что из Москвы прибыл какой-то чин, думаю, из высокого начальства… А они далеки от наших несчастий, не всегда понимают, что жизнь отдельного человека что-то значит.

— Послушай, я принес официальную бумагу, напишу записку. Постарайся передать это, а я подожду здесь их ответа.

Манфред написал записку, текст которой согласовал с Клаусом, передал бумагу старухе, подробно переведя каждое слово.

Он сделал паузу.

— Где Женя?

— Она там, с ними.

После трех часов езды связанный Гюнтер с кляпом во рту кипел от ярости, несмотря на усталость и боль оттого, что веревки впивались в тело. У него было ощущение, будто он переживает пошлую мелодраму, но такую мелодраму, в которой уже пострадали три человека.

Четыре партизана ворвались в его комнату, когда он спал. Они утащили с собой, тщательно связав, трех деревенских женщин, напуганных до смерти.

Один из партизан, говоривший по-немецки, потребовал от Гюнтера следовать за ними. В партизанском лагере имелись раненые и больные, которые крайне нуждались в опытном враче и санитаре: ему не причинят никакого вреда.

Они относились к нему без агрессии, и Гюнтер спрашивал себя, как можно было помочь женщинам.

«Ты пришел по собственной доброй воле, не давай им повода для тревоги, и все будет хорошо. Не захочешь сотрудничать, они убьют женщин. Ты знаешь, что после этих трех они будут искать других…»

Несмотря на то что кинжалы были приставлены к горлу каждой из бедных женщин, Гюнтер считал, что партизаны блефуют. Но пока он наблюдал за происходившим, один из партизан, не говоря ни слова, вонзил кинжал в горло одной из женщин, и кровь хлынула потоком.

«Надо же, прямо в сонную артерию», — подумал Гюнтер, подчиняясь профессиональному рефлексу.

— Перестаньте, я иду… У вас есть инструменты, медикаменты?

Партизан с готовностью дал ему исчерпывающую информацию. Гюнтер приготовил пакет медикаментов, взял свой набор инструментов. С большой предупредительностью русские его связали и вывели наружу. Перед отъездом один из партизан дал знак: не оставлять за собой следов.