Книга Лето перемен - Кей Мортинсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом он вырастет и будет посылать ей открытки, которые она станет складывать в шкатулочку, и когда после ее мирной кончины в доме престарелых придут выносить вещи из маленькой комнаты, эти кусочки картона просто выкинут, возможно, вздохнув при этом: «Бедная старая дева!»
Вероника вытерла слезы кулаком, душераздирающе шмыгнула распухшим от избытка чувств носом и медленно спустилась к воде.
— Он сказал «папа».
— Что?!
— Что слышал.
Да, это не вполне вежливо. Только кому какое дело?
— Вероника! Скажи еще раз! Повтори, прошу!
Джон вылетел из лодки так стремительно, что оказался на берегу прежде, чем лодка перевернулась и закачалась на водяной глади. Губы Вероники тряслись, но она нашла в себе силы.
— Он. Джеки. Сказал. Папа.
В этот момент подошел сам виновник суматохи. Голубые глазенки смотрели сурово и вопросительно.
— Тота…
— Джеки, сынок!
— Ви тота!
— Джеки, милый, иди ко мне. Иди к папе.
В голосе малыша послышались слезы и паника.
— Ви-и-и!!!
— Я буду здесь, а папа покатает тебя на лодочке, — пыталась уговорить малыша «тота Ви».
— Не! Ви-и-и-и!!! Тота!
— Все нормально, Вероника. Забери его.
Она со смятенной душой глядела на красивое лицо, с которого разом стерли все краски жизни. Джон Леконсфилд молча собрал свои вещи и ушел, ни разу не оглянувшись.
Вероника нашла в себе силы поговорить с Джоном только пару часов спустя, когда Джеки заснул после обеда. Да и то только потому, что нянька Нэн чуть не силой впихнула ее в гостиную, бормоча и ругаясь, на чем свет стоит.
Джон сидел у открытого окна, обхватив голову руками. Веронику раздирали противоречия. С одной стороны, Джона было безумно жаль, с другой — разлука с Джеки откладывалась на неопределенное время.
Она откашлялась. Надо придерживаться одной линии. Ведь решила же презирать Джона Леконсфилда, ну так и презирай!
— Джон…
— Пришла торжествовать? Злорадствовать?
— Нет! Почему ты так… Я ведь хотела, как лучше… Мне больно видеть, как он каждый день отталкивает тебя, я хотела помочь.
Голос Джона был тих и равнодушен, хотя она знала, что это не так.
— Я не знаю, что делать. Просто не знаю. И схожу от этого с ума.
— Мне жаль…
— Не трогай меня! Потому что я не знаю и того, что мне делать с тобой. Как мне заставить тебя поверить мне? Как и, главное, в чем я должен оправдаться перед тобой?!
— Но я не верю тебе только из-за твоей репутации…
— У меня НЕТ репутации! У меня есть честь и честность, больше ничего. Знаешь ли ты, лунатичка чертова, что я не был вообще ни с одной женщиной с того дня, как припал Джеки! Что, связавшись с Марго, заплатил оптом за все совершенные и несовершенные грехи?!
— Но Кэролайн…
— Кэролайн была единственной, кто выслушивал мои стоны, кто поил меня кофе и держал за руку, когда я метался в бреду, кто удержал меня от самоубийства — не отворачивайся!!! — да, дорогая, от самоубийства! Она, мать и Нэн. Три женщины. Старуха, женщина и девочка. Кэролайн стала мне сестрой, больше чем сестрой. Но страсти к ней я никогда не испытывал. Как и она ко мне.
— Вы были помолвлены.
— Нас помолвили. Мы с Кэрри всегда знали, что этого не случится. Вероника, как ты думаешь, почему я так реагирую на тебя? Да ведь у меня не было женщин больше года, какое там, больше двух лет! Не просто не было — я их не хотел! Потом появилась ты — и я вспомнил, что значит мужчина рядом с женщиной.
— Но что я-то могу поделать!
— Не знаю! Перестань умываться, носи мешковину, еще лучше — чадру!
С этими словами Джон стремительно вылетел из комнаты. Вероника не знала, плакать ей или смеяться.
Она вышла в сад, предварительно проверив Джеки. Нужно успокоиться и все обдумать. Не вспоминая при этом Джона…
— Что у Джонни с лицом? Он в жутком настроении.
Вероника подскочила и с подозрением уставилась на необыкновенно чумазое создание в брезентовых шортах и видавшей лучшие дни ковбойке. Вера Февершем с огромными садовыми ножницами безмятежно стояла в кусте шиповника, удивительно ловко вырезая сухие сучья.
— Вера… Вы меня напугали…
— Сама боюсь иногда, но этот наряд так удобен. Глупо разводить навоз, нарядившись в бальное платье. Правда, нянюшка утверждает, что в ЕЕ времена леди так себя не вели, но насчет сада я непреклонна. Так что с Джоном?
— Я полагаю, это из-за Джеки. Он не находит себе места, хочет прижать малыша к груди, а Джеки только плачет и боится его.
— Я понимаю. Сама хотела бы потискать моего ягненка, но знаю, что надо ждать. Бедный Джонни.
Вера в сердцах щелкнула ножницами.
— Вера… А до похищения Джон часто уезжал на работу? Подолгу засиживался, наверное.
— Что ты, что ты! Он вообще туда почти не ездил. Работал с документами дома, да и то по ночам, когда Джеки спал. Видишь ли… ты хорошая девочка, Ви, можно, я так тебя буду звать… буду откровенной, из Марго получилась неважная мать. Она как-то не очень заметила, что у нее появился сын… Оправилась после родов быстро, кормить отказалась, начала уезжать в Лондон, потом во Францию на недельку.
— Джон, наверное, злился?
— Да нет. Честно говоря, он был этому почти рад. К тому времени всем, и ему в том числе, стало ясно, что этот брак был ошибкой. Я-то ему пыталась об этом сказать, а нянюшка вообще рубила сплеча, это она может, но он упрям. Кроме того, горд. Честь и честность, слышала уже? Вообще-то это девиз моего прапрапрадедушки, сама понимаешь, несколько устарело, но Джон относится к этому всерьез. А Марго… что тут говорить, если она то и дело шантажировала его абортом…
— Что?!
— Да, вот такая она была у нас, Маргарет наша несчастная. Она, собственно, и захомутала — тьфу, нянюшкино слово прицепилось, но ведь точно же — Джонни, наврав, что принимает контрацептивы. Я говорила ему, лучше резиновых изделий никто еще ничего не придумал…
— Вера!
— Дорогая, я ведь мать мальчика. Он рос без отца, так что все эти вещи пришлось объяснять мне. Ну так вот, она забеременела, и Джонни немедленно женился. Так мы и оказались в аду.
Вероника схватилась рукой за ствол дерева. Марго, Марго, дикая ты кошка, ты всегда была неуправляема и жестока, но чтоб до такой степени… Вот почему Джеки такой худенький, бледный и напуганный. Марго просто была плохой матерью!
— Неужели Джон не попытался найти ей замену? Так ведь часто бывает в несчастливых семьях…
О которых Вероника Картер знает буквально все. Пижонка и дура!