Книга Наречия - Дэниэл Хэндлер

— Угадал, — ответил я.

— Такое случается сплошь и рядом, — заметил он, глядя из окна. — Везде, куда ни кинь. Вечно эти бабы жалуются на что-то, вечно они чем-то недовольны, только и делают, что тянут из нас деньги. Стоит ли удивляться, что после этого кто-то взрывает здания.

— Я не намерен взрывать здания, — ответил я и потянулся к нему. — По-моему, взрывать здания просто глупо.

На сей раз я позволил ему обнять меня, хотя в романе такой сцены нет. Но вы об этом, конечно, догадываетесь, потому что там нет никакого Адама или Томаса. Там нет грустного описания заката, нет строчек о том, как постепенно в комнате становилось темно, так что к тому времени, когда мы с ним закончили, нам пришлось в темноте на полу нащупывать его вещи.

— Снова пойдешь проверять камеру? — спросил я.

— Да, надо, — ответил он, выглядывая в окошко на еле различимый в сумерках пустырь. После чего ему в голову пришла идея получше, и он включил телевизор рядом с той стороной кровати, на которой спала Нора. Белые дети доставали из коробки огромную мягкую игрушку. — Ничего, — произнес он. — Иначе бы наверняка прервали программу. Если бы очередное здание взлетело в воздух, вряд ли по телику стали бы показывать, как дети открывают подарки. Оставить или выключить?

— Что?

— Телик. Оставить или выключить? Мне надо упаковать камеру. Увидимся завтра.

— Что?

— Приеду сюда завтра утром. Говорят, ночью вряд ли что произойдет.

— В принципе ты мог бы и остаться, — ответил я. — Вдруг что-то произойдет, когда ты будешь в пути?

Адам набросил на себя рубашку.

— Значит, тебе понравилось, признайся, Майк? Я приеду сюда завтра утром, и мы с тобой займемся этим еще разок. А камеру я оставлю включенной.

— В принципе ты мог бы и остаться, — повторил я.

— Нет, — ответил он. — Ни к чему. Да и тебе советую ехать домой. Вдруг хозяева вернутся и застанут здесь бритоголового сопляка.

Я потянулся, чтобы налить себе еще вина, но оказалось, что Адам его уже выпил, не иначе, пока я дремал, потому что рядом с кроватью стояла пустая бутылка — идеальный символ происходящего.

— Между прочим, этот дом принадлежит мне.

— Говори-говори. — Адам застегивал молнию на брюках. — Подозреваю, что в этой кровати спят какие-то пожилые люди, их фотографии развешены по всему дому. Так что не пытайся уверить меня, будто ты хозяин старинных часов, Майк, или бутылок вина, которое ты тут пьешь.

— Можно подумать, ты ничего не выпил, — сказал я. Аудитория в студии рассмеялась какой-то реплике героев телесериала. Очередная символичная деталь, которую я непременно использую, если мне захочется расцветить роман ссылками на поп-культуру.

— Ты вроде меня — тебе тоже хочется кем-то стать. Ты, как и я, знаешь толк в возможностях. Вся разница в том, что я могу объяснить, если кто-то меня спросит. Людям в принципе все равно, что я делаю на их пустыре со своей камерой.

— А вот мне нет, — сказал я. — Мне не все равно, на чьем ты пустыре, моем или чьем-то еще. Я пишу романы. У меня потрясающий вид. Я не хочу вместо него видеть твой зад.

— Не хочешь? Еще как хочешь, — возразил он и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Я же остался лежать до самого конца этого эпизода.

Ночь выдалась просто кошмарная. Вокруг меня, словно обезумевшая толпа, словно сборище плакальщиков, завывал ветер — не иначе как оплакивая измельчавшее состояние американской литературы до моего в нее прибытия. Я попытался читать кое-что из книг, которые захватил с собой в качестве духовной пищи, пока я буду пребывать в гордом одиночестве. Однако признаюсь, мне никогда не удается сосредоточиться на чтении, если рядом работает телевизор, или когда я ну очень пьян и некоторые личности не отвечают на телефонные звонки, даже на тридцать второй раз. Утром я решил, что позволю себе такую роскошь, как выходной день от работы за письменным столом, — требовалось получше осмыслить черновой вариант романа. Я как раз откупоривал бутылку вина, когда заметил, что нечто загораживает мне потрясающий вид на город, в котором я вырос. Вырос я в тяжелой, давящей семейной обстановке, откуда позже переселился в кампус, где в принципе мне тоже были не слишком рады, поэтому вскоре я вернулся в Сан-Франциско и почувствовал себя рожденным заново, когда расстался со всеми своими старыми дурными привычками.

Я даже не стал надевать обуви. Каждая травинка резала ноги подобно лезвию. Я прошел полпустыря, когда до меня дошло, что я пью вино Норы и Джорджа прямо из горлышка. И правильно. Тяжелые времена вынудили фермера-джентльмена расстаться с галантными манерами, потому что на дворе было семнадцатое января, и на дальнем краю пустыря виднелись две фигуры: одна возилась с треногой, другая сложила пальцы на манер рамки.

В моем романе про наши времена вы не найдете упоминания Адама, даже в отброшенных за ненадобностью черновых вариантах, которые будут напечатаны в конце аннотированного издания. В моей книге нет никакого человека в джинсах и холщовой рубашке. Он ничего собой не символизирует и потому никогда не будет задействован — даже в отместку. Он занимает самую нижнюю строчку в списке того, что люди хотели бы уничтожить. Поэтому вместо него женщина с конским хвостом на минуту оставила камеру, чтобы нагнуться и поцеловать его в щеку, после чего фальшивым жестом, без какого-либо намека на искренность, притворилась, будто только-только заметила меня боковым зрением и удивленно нахмурилась, глядя в мою сторону, словно с ходу подумала, будто я покойник.

— Эй, — сказал гаденыш Адам, — это Эдди. Эдди, это тот самый парень, Марк, с которым я вчера познакомился.

— Майк, — поправил я. — Живо выметайтесь с моей земли. То, чем вы здесь занимаетесь, противозаконно. Вы эксплуатируете чужую собственность, я же не получу с этого ни единого цента.

— За что, скажи, тебе платить, — произнес Адам. — Мы живем в свободной стране, и если что-то случится, у меня все будет записано на камеру.

— Людям непременно захочется посмотреть, — добавила Эдди, на голове у которой красовалась дурацкая бандана.

— А по-моему, то, что вы тут делаете, — омерзительно и нечестно.

— Адам, — вновь начала Эдди, — если не ошибаюсь, ты говорил…

— Я все улажу, — отозвался Адам. — Ты, главное, проследи, чтобы кадр был резкий. Потому что в противном случае мне не заплатят и ломаного гроша.

Адам сделал шаг навстречу, схватил меня за плечо и повел по пустырю, туда, откуда открывался уже не такой потрясающий вид и нужное ему здание не было видно.

— В чем дело? — негромко спросил он. — Ты уж, приятель, извини, но ей захотелось поехать вместе со мной. Что я мог ей сказать?

— Я не хочу здесь тебя видеть, — ответил я. — Забирай свою подружку с мальчишеским именем и выметайся отсюда. Можешь оттрахать ее где-нибудь в лесу — мы ведь живем в свободной стране.

— Не заводись.