Книга Женщина и мужчины - Мануэла Гретковска

– Боже, что бы я без нее делал? Что бы со мной сталось?!

Иоанна собиралась зайти к Кларе в кабинет, чтобы повидаться. По телефону она уже слышала все подробности перелета в компании торговца кожами, оказавшегося еще и меломаном. Обычно ее подруга не горела желанием рассказывать о своих встречах, пациентах и мимолетных увлечениях.

– Ты права, Иося, это именно «мимолетное» знакомство, – развеселилась Клара. – Нет, я понятия не имею, почему оно так засело у меня в голове. Но он мне понравился. Он… деликатный. Сейчас ведь, знаешь, все такие пробивные, нахальные…

Иоанна вырвалась на весеннюю прогулку – устроила себе Восьмое марта. Мацюсь был с няней, забрать двоих старших из школы она поручила Мареку. По мнению детей, она чуть ли не силой приобщала отца к их делам. Он слишком мало уделял им внимания, появляясь дома лишь вечером, и его идеи по поводу воспитания отпрысков не отличались от методов других помешанных на работе мужчин, для которых отцовские обязанности сводились главным образом к совместному сидению у телевизора. Иоанна не хотела, чтобы пятнадцатилетняя Габрыся и десятилетний Михась созревали в лучах телеэкрана, как помидоры в теплице.

Иоанна собрала необходимые документы и написала представление на грант. Чтобы получить деньги, нужен был бизнес-план. Магазин «Депрессия», созданный ее воображением, имел уж слишком много направлений деятельности. Иоанне пришлось бы арендовать помещение, продавать товар, взять на работу психолога… Посоветовавшись с Павлом, она пришла к выводу: депрессия – серьезная болезнь, а не бизнес. Для начала следует придумать что-нибудь полегче.

– Не тратьте время – все уже изобретено, – заверила Иоанну служащая патентного бюро, подавая ей ящичек с карточками на букву «Г».

– Посмотрим, – ответила Иоанна, нимало не смутившись.

Она была непоколебима. В конце концов, она полька, а именно польские женщины чаще других в Европе основывают собственные фирмы. Не обращая внимания на ехидные замечания служащей, Иоанна стала проверять, не запатентовал ли кто-нибудь ранее ее собственное изобретение, вполне пригодное для запуска в производство. Идея пришла к ней, когда ее Габрысе было два годика. К тому времени, когда уже ползал на четвереньках Михась, замысел был усовершенствован. А теперь вот она приходит в патентное бюро, чтобы листать толстенные тома, в которых, возможно, запатентован ее мир. В них, как в библейском каталоге, каждой вещи дано свое имя – дано и увековечено. Вот фантики для конфет «Тоффи» и «Коровка», вот стандарт батончика «Дануся», вот крышка-защелка для шампуней, такие привычные и простые, что, кажется, они существовали вечно. Иоанна заказывала все новые и новые тома и читала их с разгоряченным лицом, как «Унесенные ветром» в лицее. Ехидное хихиканье служащих ничуть не мешало ей. С глубоким декольте, из которого выплескивалась роскошная грудь, с длинными ногами в розовых ботиках Иоанна меньше всего была похожа на Эйнштейна. Но чем меньше оставалось томов на букву «Г», тем крепче становилась ее уверенность: она – первая, единственная, гениальная.

Иоанна устроила себе перерыв и отправилась съесть пирожное у пани Гесслер. Уютная роскошь ее кафе побуждала к мечтаниям. Иоанна восхищалась этой женщиной – нарядной, орнаментальной, «византийской» и внешне, и внутренне; пани Гесслер просто лучилась избытком идей и любви.

Иоанна ела творожник и размышляла над секретом пани Гесслер, сравнивая себя с ней. Обе они наделены исключительно мощной жизненной силой, пышной фигурой и светлыми вьющимися волосами. Относительно наличия у себя счастливой руки и делового инстинкта, присущих пани Гесслер, Иоанна думала уже с меньшим оптимизмом. Да, она образцово окончила юридический факультет и имеет начальные знания по экономике, но ведь это только теория… Она доела пышный творожник, взяла с собой коробочку безе и полкило бисквитных пирожных.

Краковское предместье[40]к этому времени заполонили манифестанты. «Ма-ни-фа»[41]– прочитала на транспаранте Иоанна. Она долго ждала, когда можно будет перейти улицу, и, не выдержав, развязала бело-красный шнурок на коробке. Сунув в нее голову, она попыталась надкусить шоколадную глазурь. Упаковочный целлофан, подхваченный ветром, лег Иоанне на лицо, поэтому сказать однозначно, действительно ли вон та пожилая женщина среди ярко одетых девчонок – вдова профессора Кавецкого, она не могла. Молчаливое достоинство, с каким держалась эта седая женщина в черном, свидетельствовало о том, что требования манифестантов серьезны. Впереди шли девушки с заклеенными пластырем ртами, а те, что следовали за ними, свистели и выкрикивали лозунги, посвященные Женскому дню. Иоанна оценивала шествие взглядом новатора из патентного бюро: «Они могли бы заклеить себе рты не обычным пластырем, а контрацептивным – было бы еще эффектнее». Она тут же вспомнила о «неокатоликах», как называла она новообращенных знакомых: вот уж для кого это был бы лучший метод контрацепции – только заклеить надо щель между ногами!

Марек уговорил Иоанну отказаться от таблеток, которые ухудшали ее самочувствие, – она от них полнела. Гинеколог, которого посоветовали соседки, рекомендовал «Персону» – мини-компьютер ирландского производства, диагностирующий овуляцию. Нужно было каждый день мочиться на лоскуток-тест и вкладывать его в «Персону», после чего зажигалась лампочка: если красная – «стоп», по fuck,[42]оранжевая – «внимание», ну а зеленая означала безопасные дни. Марек справлялся, не должен ли он исповедоваться в том, что использует контрацепцию.

– Это ведь надежно только в девяноста девяти процентах? – продолжал он сомневаться. Впрочем, такие же «Персоны» использовали жены его приятелей из «Opus Dei».[43]

– Пусик мой, – успокаивала его Иоанна, – мы ведь не ставим никаких препятствий для проникновения Духа Святого, а всего лишь пользуемся измерениями. Оставшийся процент – это и есть разверстое пространство для Его действия, – подстраивалась она под слащаво-христианскую лексику Марека.

Подражать религиозному или офисному сленгу мужа, перенимать словечки детей не составляло для нее труда. Актерский талант Иоанны состоял в том, что желания других она чувствовала лучше, чем свои собственные. Она отыгрывала идеальную жену, понимающую мать, но подозревала, что, возможно, всячески потакая другим, она отказалась от собственной жизненной роли. Ей нужно было заиметь что-то для себя, в чем она была бы самодостаточной, что способствовало бы расцвету ее натуры – независимой натуры Иоанны Великолепной, преисполненной замыслов: Иоанне удалось вырваться из бетонной высотки, где до сих пор оставались некоторые ее школьные подруги. Это здание на Урсынове, с одинаковыми окнами-дырами, напоминало пчелиные соты, в которых держали пчел-производительниц. Иоанне было в этих сотах тесно и душно, она не вписывалась в рой обычных женщин.