Книга Черный крест. 13 страшных медицинских историй - Андрей Шляхов

Тот незаметно для больного показал непутевому сотруднику кулак и велел:

– Ты пока начинай принимать, а я позвоню в реанимацию. Пусть спустятся и запишут консультацию при приеме. Кардиограмма-то не совсем хороша.

– Меня скоро положат в палату? – снова подал голос больной.

– Скоро, скоро! – пообещал Чулков. – Сейчас только реаниматолога дождемся...

Резонно, в общем-то. Какой смысл начинать тормошить больного – расспрашивать, осматривать и описывать, если есть шанс, что его все же заберут в реанимацию? Сначала надо определиться.

– Гляди, как бы он тут не того, – шепнул Александр Сергеевич, наметанным глазом оценив синюшность губ больного в сочетании с бледностью и испариной на лбу.

– Против природы не попрешь, – беспечно отмахнулся Чулков, – к тому же сутки еще не прошли.

Смерть пациента, доставленного «скорой помощью» и умершего в первые сутки пребывания в стационаре, статистически относится к «скоропомощным» смертям и больничную статистику не портит.

Реаниматолог Мазур спустился не сразу – в реанимации был аврал. Одна из пациенток выдала фибрилляцию желудочков[16], а у другой внезапно сорвало крышу и она попыталась выйти в окно.

Воронов звонил трижды и трижды слышал в ответ от дежурной медсестры:

– Доктора заняты. Хотите – везите вашего деда сюда.

– Вам его уже один раз привозили! – отвечал заведующий приемным отделением.

Деду, чтобы не досаждал, дали таблетку валидола и наказали медленно рассасывать ее под языком. Дед подчинился, лежал, глядел в потолок и мял длинными пальцами коричневую холщовую сумку, лежавшую у него на груди. Сумка была плотно набита и застегнута на «молнию».

– Сумка не давит, дедушка? – поинтересовался Чулков. – А то давай ее сюда.

Старик ничего не ответил, и Чулков оставил его в покое, чтобы не спеша перекусить своими вечными бутербродами с ветчиной.

Вообще-то на дежурстве он питался из больничного котла, поскольку как врач приемного покоя считался ответственным дежурным по больнице и должен был снимать пробу пищи. Проба заключалась в том, что перед завтраком, обедом и ужином Чулков приходил на больничную кухню и вкушал до отвала из малого котла, где варилась еда для своих, в том числе и для главного врача с заместителями. Насытившись, он расписывался везде, где положено, подтверждая соблюдение положенных норм и разрешая раздачу пищи.

В перерывах же между снятием пробы выручали бутерброды, чаще служившие закуской, нежели просто едой...

– Ну и что вы мне тычете в глаза своим сегментом эстэ? – возмущался Мазур, потрясая развернувшейся кардиограммой. – Что – любая ишемия сразу означает инфаркт? Кладите в отделение, берите ферменты, снимайте экагэ в динамике, сделайте эхо, и тогда мы вернемся к этому разговору.

– Пишите, коллега, пишите, – Чулков протянул реаниматологу историю болезни, – только не забудьте написать волшебную фразу: «для госпитализации в реанимационное отделение показаний нет». А то знаю я вас...

– Для госпитализации в реанимационное отделение в настоящее время показаний нет, – поправил Мазур.

– Доктор, а куда меня положат? – спросил больной.

– В отделение, – ответил Мазур.

– В кардиологию?

– В кардиологию.

– Ну ладно.

Народ традиционно любит специализированные отделения – кардиологические, эндокринологические, пульмонологические, а также все прочие – и не любит отделения терапевтические, совершенно необоснованно считая, что терапевты, в отличие от специалистов, плохо разбираются в медицине. Скажи Мазур «в терапию» – дед заволновался бы, начал качать права, а так замолчал и стал ждать дальнейшего развития событий.

После ухода реаниматолога Чулков наконец-то вплотную занялся больным.

– На что жалуетесь? – Первый вопрос был традиционным и легко предсказуемым.

– На боль в груди и слабость.

– Как давно? – Второй вопрос тоже не отличался оригинальностью.

– Да все последнее время.

– С сорок пятого года? – неуклюже пошутил Чулков.

– Почему вы издеваетесь? – возмутился больной, привставая в каталке. – При чем здесь сорок пятый год? Мне тогда было... было...

– Как давно ухудшилось состояние? – повторил свой вопрос Чулков.

– С месяц где-то... да, с месяц.

– Что сказали реаниматологи? – спросил подошедший заведующий отделением.

– Написали отказ.

– Ну,. давай работай, – благословил заведующий и ушел к себе в кабинет, где его ждало очень важное дело – победоносное завершение кампании «Повелителей орды» в пятых «героях меча и магии».

Закончив сбор анамнеза, Чулков велел больному лежать смирно, чтобы ненароком не свалиться на пол, и ушел на поиски медсестры Ларисы Скрынник.

Ларису долго искать не пришлось – как и ожидал Чулков, она сидела у старшей сестры. Задушевные подруги перемывали косточки сотрудникам больницы.

– ...фотографии не проблема, их сейчас в фотошопе наделать можно, с кем угодно, хоть с самим Леонардо ди Каприо... Что, Виктор Павлович, разве привезли кого-то?

– Да уже давно. – Чулков изобразил недовольство, но весьма умеренное и даже деликатное.

Лариса была злопамятна и обидчива. Ее недовольство грозило обернуться для Чулкова отлучением от ее же тела, восхитительно обильного и очень щедрого на ласки. По установившейся традиции Лариса дарила Чулкова любовью где-нибудь после полуночи, в минуту затишья. Иногда нетерпеливый Чулков создавал эту минуту сам, на четверть часа оставляя приемное отделение на охранника. Охранникам, кстати говоря, тоже нередко перепадало Ларисиного тела, и тогда уже Чулков сидел в приемном и за себя, и за охранника. Завистливые медсестры, втайне мечтавшие хотя бы о сотой доли достающегося Ларисе мужского внимания, прозвали ее «переходящим призом».

– Да, я – приз! – гордо заявляла ханжам Лариса. – А вы все – завистливые дуры! Посмотрите на себя, на вас же смотреть тошно! А теперь посмотрите на меня!

И любовно оглаживала свой бюст четвертого размера, который и без лифчика смотрелся весьма впечатляюще. Приз, как есть приз!

– Уже бегу, – пообещала Лариса, но вместо того, чтобы встать и выйти, продолжила свой рассказ: – Ну а вырезать чужого мужа и вклеить его на свой диван – это как два пальца об асфальт! Я и говорю: «Прежде чем мужа из дому выгонять, ты бы разобралась». Ну, а она, ясное дело, в слезы...

– Да вернется он к ней, – сказала старшая сестра.

– Конечно вернется...

Чулков вышел в коридор, прислушался – не шумит ли дед? – и достал из кармана пачку «Винстона». Курить решил не на улице, а в туалете, чтобы лишний раз не попадаться на глаза настырному деду.