Книга Серебряная свадьба - Мейв Бинчи

Она посмотрела на него проницательно и вдруг выпалила:

— Хочешь сказать, сегодня тебе предстоит серьезный разговор с женой, да?

— В некотором роде.

— Ну так можешь порепетировать со мной.

— Нет, спасибо. Я знаю, ты мне желаешь добра… Она увидела в его глазах слезы.

— Да, желаю, и я вот что тебе скажу: если твоя жена не понимает, что ты один из самых лучших…

— Понимает, понимает.

— …тогда мне придется заявиться к тебе домой и объяснить ей, что у нее в распоряжении самый шикарный парень, а если она и этого не поймет, я ей башку откручу!

— Нет, Дейрдра все поймет. У меня будет время хорошенько все обдумать, и я сумею ей правильно объяснить ситуацию и виды на будущее.

— Я бы на твоем месте не стала тратить время и что-то обдумывать. Просто позвони ей, пригласи на обед, найди приятное местечко со скатертями на столиках, закажи бутылочку отличного вина и выложи ей все начистоту: никакого будущего у тебя нет.

— Каждый поступает так, как находит нужным, Мэриголд, — твердо сказал он.

— А некоторые, Диззи, вообще никак не поступают, — сказала она.

Это был тяжелый удар.

В безотчетном порыве она бросилась к Десмонду, и он почувствовал, как Мэриголд сотрясается от рыданий в его объятиях.

— Язык у меня без костей… — всхлипывала она.

— Ну, ну, ну…

Волосы у нее были душистые, точно яблоневый цвет.

— Я хотела тебя ободрить, а сама… видишь, до чего доболталась.

Постепенно она пришла в себя. Он осторожно выпустил ее и, отстранив от себя, с теплым чувством посмотрел на эту милую австралийку, ровесницу его Анны или, быть может, чуть старше. Тоже чья-то дочь, кого-то на другом конце света, кто ведать не ведает обо всех этих ее работах и о том, как она выкладывается. Десмонд молчал и просто смотрел на нее, пока она, шмыгая носом, не успокоилась.

— Вот потеха была бы, если б старый жиртрест вернулся и застукал нас обнявшимися. Его подозрения разом бы подтвердились.

— Он бы задохнулся от ревности, — галантно заверил Десмонд.

— Да-а, жди…

— Я, пожалуй, пойду.

— Если тебя будут спрашивать, скажу, что ты практикуешься в кочевом образе жизни, — ухмыльнулась она.

— Не надо ничего им говорить. Вот всегда он так.

Он позвонил Фрэнку из автомата у входных ворот. — Не уверена, что мистер Куигли у себя… Можно узнать, кто его спрашивает?

Продолжительное молчание. Явно совещаются.

— Нет, мистер Дойл, к сожалению, мистер Куигли в отъезде по делам. Разве вам не сообщили? Полагаю, секретарь мистера Палаццо должна была поставить вас в известность…

— Разумеется, — кротко согласился Десмонд, — я просто хотел узнать, не вернулся ли он.

— Нет-нет. — С ним разговаривали строго, будто с ребенком, никак не желающим понять очевидных вещей.

— Если он появится, передайте ему… передайте…

— Да, мистер Дойл?..

— Да нет, не стоит… Скажите просто, что звонил Десмонд Дойл и ничего не сказал. Как всегда.

— Простите, но я не совсем…

— Вы все расслышали. Но я повторю.

Десмонд проговорил свои слова заново и, вслушиваясь в них, испытывал какое-то удовлетворение. Уж не сходит ли он с ума?

Утро было в самом разгаре, и он вышел из массивных ворот «Палаццо» со странным чувством свободы. Будто школьник, отправленный с уроков домой по нездоровью.

Он вспомнил, как давным-давно они с Фрэнком прогуливали уроки в «Братьях». Они говорили старшему Брату, что надышались в школьном дворе химикатов и теперь у них щиплет глаза и трудно дышать. Им удавалось убедить его, что только свежий воздух может их исцелить.

Даже сейчас, тридцать пять лет спустя, Десмонд помнил это чувство избавления, когда они, свободные как ветер, неслись вприпрыжку по холмам.

Чего им недоставало тогда — так это компании. Все остальные сидели, надувшись от зависти и возмущения в классе, играть было не с кем, и они волей-неволей возвращались домой раньше, чем могли бы.

Что-то подобное было и сегодня. Десмонду некого было позвать повеселиться. Не для кого купить бутылочку вина, как советовала Мэриголд. Даже если сесть в метро и доехать до Бейкер-стрит, зайти к Анне, в книжный магазин, не факт, что она будет свободна. Да и встревожится она: такие визиты не в его обыкновении. Сын, которому посчастливилось обрести какую-то свободу, теперь далеко. Вторая дочь в своем монастыре. Она не поймет, как ему необходимо сейчас поговорить, высказаться, как-то определиться.

Двадцать шесть лет прожиты в этой стране, и какой жалкий итог — во всем Лондоне нет ни одного человека, которому можно позвонить, встретиться и поговорить. Десмонд Дойл никогда не относил себя к сливкам общества, однако считал, что они с Дейрдрой — люди, у которых есть друзья, есть свой круг. Ну да, как же иначе! Скоро они будут праздновать серебряную свадьбу, и проблема не в том, кого пригласить, наоборот — как сократить число приглашенных.

Что значит — у него нет друзей? Да у них уйма друзей! Вот, в этом-то все и дело — у них. У них есть друзья. У них с Дейрдрой. И дело вовсе не в реорганизации и менеджерской должности! Проблема в другом — в его обещании, данном и нарушенном.

Он поклялся ей той ночью много лет назад, что выбьется в люди, сделает себе имя в бизнесе! О'Хаганам придется с ним считаться! Он пообещал, что Дейрдре никогда не придется зарабатывать на жизнь, да никто из ее подруг, вышедших замуж в 1960 году, и не думал искать работу. Ирландия теперь уже не та — стала больше похожа на Англию. Миссис О'Хаган, любившая задирать нос по всякому поводу, сегодня воздержалась бы задирать его перед женщиной, которая идет на дневные или вечерние курсы, желая продолжить свое образование, или ищет работу ради того, чтобы помочь мужу устроить домашний очаг.

Но тогда, в те далекие черные дни, нелегко было сносить презрение О'Хаганов. И Десмонда никто не принуждал к тому обещанию — он дал его по своей доброй воле. Держа в своих руках маленькую, нежную ручку Дейрдры той ночью, когда они уже решились сообщить обо всем ее родителям, убеждая ее поверить в него. И хорошо помнил сказанные им тогда слова.

— Я всегда хотел заниматься торговлей. Конечно, твоим родным я не стал бы об этом говорить, но когда к нам в город забредали цыгане, для меня было удовольствие и развлечение разглядывать разложенные на земле яркие шали и цветные блестящие гребешки. Я даже чувствовал с теми цыганами какое-то родство.

Дейрдра отвечала ему доверчивой улыбкой. Она знала, ему хватит ума не упоминать о цыганах в семье О'Хаганов.

— Мне нужна ты, — говорил он. — Нужна больше всего на свете. А если у человека есть мечта, для него нет ничего невозможного. Я пробью себе дорогу. Устроюсь в торговом бизнесе в Англии и всем утру нос. Твоим родителям не придется жалеть, что я не врач или юрист. Придет день, и они радоваться будут, что выдали тебя за гения коммерции!