Книга Я умер вчера - Александра Маринина

В уголках ее глаз закипели слезы, но Вика сдержалась, толькогубы сжала плотнее.

– Я не понимаю, что с тобой происходит, Саша, – сказалаона немного погодя. – Иногда мне кажется, что ты сошел с ума. Ты сталсовершенно другим человеком.

– Не говори глупости, – отмахнулся я.

Ссориться с Викой с утра пораньше не хотелось, поэтому яперевел разговор на что-то совершенно безобидное, а потом заявил, что собираюсьвесь день пробыть дома и заняться домашними делами.

– Ты можешь сходить в магазин, – милостиво разрешиля, – а я заряжу стиральную машину и параллельно буду пылесосить. Мы,по-моему, уже месяц в квартире не убирались. Грязью заросли по самые уши.Кафель давно пора чистить, и ванну с унитазом тоже. Кстати, если ты собираешьсяна пьянку к Любарским, рекомендую тебе посетить парикмахерскую, у тебя сединавидна, пора краситься. И маникюр сделай заодно.

Я, конечно, кривил душой. Мне просто не хотелось выходить издому. Но не говорить же об этом Вике…

Она ушла в магазин, хлопнув дверью. Впрочем, мое утреннеехамство вполне этого заслуживало. Домашней работы хватило на полдня, изанимался я ею с неожиданным для себя энтузиазмом. Вика явилась в четвертомчасу, и я сразу заметил, что в парикмахерской она все-таки побывала. Ногти наруках сверкали свежим лаком, а волосы стали чуть-чуть темнее, чем были утром.Она не сказала ни слова, не задала ни единого вопроса, молча выложила продуктыв холодильник и ушла в комнату переодеваться. Я в это время на кухне драилраковину и плиту каким-то импортным широко рекламируемым порошком.

Через некоторое время Вика заглянула на кухню. Она былаполностью одета, лицо накрашено, волосы уложены.

– Я ухожу, – сообщила она спокойно. – Ты будешьдома или собираешься куда-нибудь?

– Никуда, – ответил я, не отрывая глаз от блестящейповерхности раковины, словно намеревался увидеть на ней огненные буквы,складывающиеся в слова вечной и непреходящей мудрости. – Буду дома.

Ее каблучки простучали до входной двери, щелкнул замок,звонкие шаги по кафельному полу лестничной площадки до лифта. Все. Она ушла.Можно свободно вздохнуть и заняться чем-нибудь приятным.

Однако как легко она уступила! Несколько фраз утром – ибольше ничего. Я, честно признаться, ждал истерики, криков, слез, просьб, угроз– чего угодно, только не такого легкого и молчаливого отступления. Нет, что ниговори, а моя жена умна. И меня знает как облупленного. Вернее, не знает, ачувствует. Знать, что у меня сейчас в голове, она не может, потому что не можетдаже предполагать, что мне известно о ее заказе наемному убийце. Но чувствует,мерзавка, чувствует безошибочно, где можно поднажать, а где не имеет смыслаупираться. Тонкая натура, будь она неладна со своим деревенским донжуаном.Господи, как я ее любил!

Стоило Вике уйти, как я тут же быстренько свернул уборку иулегся на диван с книжкой. И не заметил, как задремал. Проснулся, глянул начасы и увидел, что уже восемь вечера. Голова была тяжелой и дурной, и явспомнил, что мама, когда я был еще пацаном, часто повторяла: на закате спатьнельзя, это вредно. Похоже, она была права. С трудом стряхнув с себя одурь, япоплелся в стерильную кухню, чтобы сделать себе кофе. Проходя мимо телевизора,лениво ткнул пальцем кнопку в надежде, что громкие звуки помогут побыстреепроснуться.

– …убийство депутата Госдумы Юлии Готовчиц, – заверещализ динамика голос диктора информационной программы. – Руководствостоличной милиции в очередной раз дает обещания раскрыть преступление вкратчайшие сроки. Репортаж нашего специального корреспондента из Главногоуправления внутренних дел Москвы.

Держа в одной руке пакет с кофейными зернами, в другой –кофемолку, я выглянул в комнату. На экране сверкал генеральскими погонамикакой-то милицейский чин.

– Сразу же после обнаружения преступления нами была созданабригада, в которую вошли сотрудники и нашего управления, и территориальныхорганов внутренних дел, – сообщил генерал. – У нас есть нескольковерсий, и все они отрабатываются одновременно. Депутат Готовчиц много летзанималась журналистикой, писала острые разоблачительные материалы, и одна извыдвинутых версий как раз состоит в том, что убийство связано каким-то образомс ее журналистской деятельностью.

– Отрабатываете ли вы версию о том, что Готовчиц убили из-заее деятельности как депутата? – задал вопрос корреспондент.

– Разумеется. Мы работаем во всех направлениях.

– После убийства прошла неделя, за это время, наверное, вашисотрудники успели многое сделать. Скажите, есть ли какая-нибудь версия, котораяполностью опровергнута? Вы можете сегодня точно сказать, какие обстоятельстванаверняка не были причиной убийства?

– Сказать точно может только Господь Бог, – зло ответилмилицейский чин, – а я всего лишь генерал. Когда поймаем преступника,тогда скажем точно.

На экране снова появился диктор, и я вернулся на кухню. Ачто, если пригласить в программу кого-нибудь из милиции и поспрашивать обубийстве депутата? Материал горячий, если сегодня найти такого человека исозвониться с ним, оговорить заранее день эфира, а накануне или денька за двадать анонс, то можно оттянуть на себя большой рекламный блок. Ах, был бы живВитя Андреев, он такие проблемы решал в два счета, а я даже не знаю, кудакидаться и кому звонить. Этой женщине, что ли? Как ее, Каменской. У меня,кажется, и телефона-то ее нет. Ладно, что-нибудь придумаю. В конце концов, ибез этого материала можно обойтись, все равно программа – не жилец, да и ятоже. Пусть идет как идет.

Кофе уже готовился убежать из турки, когда раздался звонок.Вот уж кого я не ожидал услышать, так это Дороганя. Был уверен, что после тогопозорного эфира он будет шарахаться от меня как от чумы.

– Александр Юрьевич, у меня к вам деловоепредложение, – сказал он зычным басом. – Я собираюсь снимать циклфильмов по книгам известной писательницы Татьяны Томилиной. Вы знаете ее?

– Слышал, – коротко ответил я.

– Но сами не читали?

– Нет, не приходилось. Я не любитель подобной литературы.

– Очень хорошие книги, смею вас уверить. Так вот, ясобираюсь заняться экранизацией ряда ее произведений, и хочу вам предложитьпригласить ее на передачу.

– Зачем? – спросил я, строя из себя полного идиота.

– Как это зачем? Мне нужна реклама. Я нормальный человек,Александр Юрьевич, и готов расценить приглашение Томилиной в эфир именно какрекламу. Вы меня понимаете?

Естественно, я его понимал. Чего ж тут непонятного? Ясно какБожий день. Дорогань платит наличными и не каналу, который покупает нашупрограмму, а сотрудникам «Лица без грима». В наш собственный, индивидуальный,горячо любимый и близкий к телу карман. И ведь в чем прелесть моего нынешнегоположения? В том, что я могу со спокойной совестью давать любые обещания истроить любые планы, потому что мне все это абсолютно ничем не грозит. Я,может, и до завтра-то не доживу. Раньше мне было трудно отказывать людям, ябоялся испортить с ними отношения, все думал: вот сегодня я скажу «нет», азавтра как мне с человеком разговаривать? Он же на меня обидится. А когда«завтра» как такового для меня не существует, то и отказать легко и просто. Но,с другой стороны, желание отказывать как-то пропало. Ну пообещаю, ну соглашусь,все равно делать не придется, так что можно не обострять отношения. К Любарскимя не пошел, потому что не хотел. Нахально послал в довольно грубой форме ещенекоторых знакомых, отношения с которыми поддерживал раньше по инерции, из тогосамого пресловутого страха перед «завтра». Эти ребята мне давно не нравились,ну не то чтобы совсем не нравились, но раздражали, и я бы удовольствием с нимине общался, но приходилось терпеть. Теперь, слава Богу, терпеть больше не надо.