Книга Зона личной безопасности. Идеальный охотник - Андрей Кивинов

— И что это за точка?

— Отмирание тканей — первый симптом чумы. Понимаешь? Святая инквизиция не базировалась в одном месте. Она разъезжала по странам, словно выездной суд. Так вот, умные люди посмотрели географию выездов. И оказалось, что она совпадает с местами, где свирепствовала чума. Как только начинался мор, туда выезжала бригада. Но простому люду невозможно объяснить, что мы сжигаем вас, потому что вы заражаете других. Что нет у нас пока противоядия и вакцины. Поэтому объясняли дьяволом. В это народ верил. Конечно, случались перегибы, кто-то входил во вкус. В той же Чехии стали сжигать красивых девушек. Всех, без разбора. Мол, если красивая, значит, служишь дьяволу… В итоге оставались одни уродины. Тебя бы, кстати, тоже сожгли.

Ольга не знала, как реагировать на последнее предположение. Вроде бы комплимент, но уж слишком нестандартный.

— Спасибо…

— Что-то похожее случалось и после. Рационализм, прикрытый идеей. Тот же Сталин. Под предлогом борьбы с врагами революции морил народ. Иначе просто бы не прокормил. И ничего бы не построил. А так — столько бесплатной рабочей силы. И, заметь, тоже были люди, искренне верившие в идею. Верившие, что действительно в лагерях исключительно враги народа. Или вот…

Рингтон из «Убойной силы» прервал интеллектуальную беседу. Копейкин ловко выхватил трубку из поясной сумочки, словно ковбой пистолет. Крутанул его между пальцев и поднес к уху.

— У аппарата… Ну?.. Палыч, вообще-то, у меня законный отсыпной! Я сплю! Лежу в кровати и сплю! Нет, один!.. А Леха где?.. Блин, ладно, давай адрес. — Копейкин открыл стол, взял карандаш и написал что-то на полях рекламной газеты. — Да понял, понял… Хорошо.

Отключив связь, повернулся к Ольге:

— Кино отменяется. Дежурный звонил. Там заявочка стремная образовалась, Батраков кражу оформляет, в отделе никого. Я сгоняю, тут рядом.

Кирилл снова полез в стол, пошарил рукой и вытащил пистолетный магазин, вставил его в пистолет, надел кобуру. Поверх натянул короткую спортивную куртку.

— Можно с тобой? — Ольга прикинула, что вряд ли он оставит ее у себя дома. Да и ей это ни к чему.

— Ну если делать нечего… Бога ради. Только не вмешивайся.

Она поставила кружку на поднос и только тут заметила, что пила не чай, а воду — пакетик с заваркой свисал с ручки, а в кипяток была опущена этикетка. Понятное дело, она волновалась. А он? Или решил подколоть?

— Никит, никуда не уходи, мы скоро! Дверь никому не открывай.

Плащик остался на кресле, бисквит на блюдечке.

* * *

Сегодня машина завелась сразу, карбюратор не капризничал.

— Что за заявка?

— Дедок один позвонил. Ружье у него пропало.

— Какое ружье?

— Охотничье, двустволка. Утром было, а сейчас нет. Я заявку приму, отзвонюсь в отдел, а завтра заштампуем.

Надо было взять плащик. Хоть и мокрый. Погода, словно подхватив ее легенду, грозила дождем.

До дома заявителя они доехали минут за десять. Он находился в секторе, застроенном одноэтажными домиками. Вообще-то, Юрьевск на семьдесят процентов состоял из таких одноэтажек, что делало его похожим на некоторые районы Лос-Анджелеса и Лондона. Жаль, что он не так известен и сюда никто не стремится. К домику обычно прилагался небольшой участок. Но если в упомянутых городах на подобных участках устраивали барбекю на аккуратно подстриженных газонах, то на наших теснились грядки, парники или кусты смородины.

На участке, возле которого остановился Копейкин, ничего подобного не теснилось. Здесь наблюдался тяжелый экономический кризис. Безо всяких перспектив выхода. И даже не помог бы транш Газпрома или Евросоюза.

Заявитель, сильно небритый пенсионер, смутно напоминавший Шона Коннери, облаченный в ватник без рукавов, встречал гостей на пороге веранды, тряся зажатым в руке охотничьим билетом.

— Сюда, сюда! Скорее! Вот стервец!

Копейкин, как того требовали правила приличия и закон о полиции, представился, Ольгу представлять не стал. Потом перешел к сути:

— Спокойно, отец. Вас как зовут?

— Михаил я. Егорыч… Пойдемте, пойдемте. — Дедок распахнул двери, приглашая сотрудников в дом.

Запах, оккупировавший внутреннее пространство, сильно отличался от аромата Ольгиного «Жана-Поля Готье». И не в лучшую сторону. Такое ощущение, что здесь одновременно находились цех по переработке костей, филиал городской свалки и привокзальный сортир очкового типа.

В большой комнате, убранством напоминавшей камеру в разорившейся тюрьме, хозяин подвел гостей к платяному шкафу, собранному в годы коллективизации, если не раньше. Одну из створок украшал загаженный мухами календарь двухлетней давности с фотографией певца Михайлова.

— Вот! Я уж и замок повесил, так ему ничего не помеха! — Дедок продемонстрировал навесной замок, оторванный от створок шкафа вместе с хилыми петлями. — Сволочь такая! Посадите вы, наконец, его, иначе натворит бед!

— Посадим с удовольствием, — пообещал Копейкин, — для начала скажите, кого?

— Да Ромку! Внука! Он же все на наркотики спустил, теперь вот и до ружья добрался! Ружье хорошее, хоть и старое. Двустволка, «Ижмаш». Пятнадцать тысяч за нее давали!

Копейкин помрачнел и сменил тон:

— Патроны были?

Михаил Егорович сунул голову в шкаф.

— Вот ведь паразит! Забрал! Картечь!

— Когда он ушел?

— Я ж не знаю! Спал! В четыре прилег отдохнуть, просыпаюсь, а замок на полу валяется! Скотина какая! Ни дня не работал!

— Кто здесь еще живет?

— Витька! Второй внук.

— У него спрашивали?

— Бесполезно. Пьяный дрыхнет на веранде. С утра! Всю ночь гужбанил где-то!

— А родители? — Ольга решила поучаствовать в опросе, чтобы не выглядеть неким инородным телом.

— Генка, зять, водкой отравился в том году, а Надька гуляет где-то второй месяц! Вырастил шалаву, позорит отца…

— Куда он мог пойти? — спросил Копейкин.

— Да откуда ж я знаю? Витька, может, скажет…

— Я сейчас. Подождите. — Опер быстро вышел из комнаты.

Михаил Егорыч продолжал причитать:

— Стервец! Лучше б в армию забрали!

— Сколько ему лет? — продолжила за Копейкина Ольга.

— Двадцать первый!

— Давно колется?

— Давно! Все ведь продал! Даже телевизор старый! Посадите, посадите вы его, наконец!

Ольга, работая в следствии, не любила подобные дела. Потерпевшие на эмоциях писали заявления, милиция находила украденное, иногда с большим трудом. После чего родственники тут же канючили не давать делу хода. «Ну как же ж я родного сына посажу?» И бесполезно объяснять, что милиция не бюро добрых услуг по розыску барахла, что должен быть предусмотренный законом итог.