Книга Одетта. Восемь историй о любви - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Наблюдавший меня прежде психолог, доктор Фельденхейм, явно подосланный Самюэлем, начал меня навещать.

Хотя мне очень хотелось выговориться, на протяжении трех сеансов я устояла против этого желания.

На четвертом, устав ходить вокруг да около, я выложила ему свое открытие: любовница мужа, дети, тайное семейное гнездышко.

— Ну вот, мы и добрались до сути, — подытожил он, — наконец-то вы выложили то, что вас мучает.

— Ах вот как? Вы полагаете, доктор? Это удовлетворило ваше любопытство? Для меня это ничего не изменит.

— Дорогая Изабель, рискуя удивить вас, а также лишиться возможности заниматься своим ремеслом, я вскрою секретные файлы: я уже давно знаю обо всем.

— Что?

— С тех пор как родился Флориан.

— Флориан? Кто это?

— Тот юноша, которого вы расспрашивали, сын Самюэля.

Услышав, с какой легкостью он говорит о том, что разрушило мой брак и мое счастье, я ощутила, как во мне закипает гнев.

— Стало быть, вас проинформировал Самюэль?

— Да. Когда родился его сын. Мне казалось, что эта тайна слишком тяжела для вашего мужа.

— Чудовище!

— Не делайте поспешных выводов, Изабель. Отдаете ли вы себе отчет, насколько вся эта ситуация сложна для Самюэля?

— Вы шутите? У него есть все, чтобы быть счастливым.

— Изабель, это вы можете говорить другим. Не забывайте, что я-то в курсе. Мне известно, что вас затронула столь редкая болезнь…

— Замолчите.

— Нет. Молчание порождает больше проблем, чем решений.

— В любом случае никто не знает, что это такое.

— Вагинизм? Но Самюэлю-то это известно. Он женат на прелестной, привлекательной, обольстительной женщине, он обожает ее, но ему ни разу не удалось заняться с ней любовью. Войти в нее. Никогда не удалось достичь наслаждения одновременно с ней. Изабель, несмотря на бесчисленные попытки, несмотря на лечение, ваше тело остается для него закрытым. Подумайте о неудовлетворенности, настигающей его время от времени!

— Время от времени? Да каждый раз, представьте себе! Каждый раз! Я возненавидела себя, пытаясь решить треклятую проблему, но это ничего не меняет. Порой я предпочла бы, чтобы он оставил меня тогда, когда мы впервые столкнулись с этим, а это произошло столько лет назад!

— Однако он остался с вами. Известно ли вам почему?

— Да. Из-за моих миллионов.

— Изабель, со мной это не пройдет.

— Потому что я сумасшедшая!

— Изабель, пожалуйста, со мной это не пройдет. Почему?

— Из жалости.

— Нет. Потому что он любит вас.

На меня опустилась плотная завеса тишины. Меня накрыло снежное покрывало.

— Да, он любит вас. Самюэль остается мужчиной, таким, как другие, обычным мужчиной, которому время от времени необходимо проникать в плоть женщины и иметь детей, однако он любит вас и продолжает любить. Он не может расстаться с вами. К тому же он не желает этого. Ваш брак обрекает его на монашеский образ жизни. Вот, собственно, почему у него возникло желание произвести несколько попыток на стороне. И однажды он встретил эту женщину, Натали; он вступил с ней в связь, затем родился ребенок, поначалу он думал, что сумеет расстаться с ней. Тщетно. Он был вынужден навязать своей новой семье необходимость жить на расстоянии, смириться с его отсутствием. Несомненно, дети понятия не имели об истинном положении дел, но Натали, она все знала и пошла на это. В довершение всего для Самюэля вот уже шестнадцать лет все обстоит весьма непросто. Он выкладывается на работе, чтобы добывать деньги на два дома, на подарки для вас и на жизнь тем, другим; он доводит себя до изнеможения, пытаясь быть ответственным и внимательным и к той, и к другой стороне; он вообще пренебрегает собой, он занят только вами и только ими. Добавьте к этому, что его гложет чувство вины. Вы думаете, ему хотелось жить вдали от Натали, от сына и дочек; ему хотелось столько лет лгать вам?

— Ну что ж, он сделал свой выбор! Пусть уходит! Пусть селится с ними! Я не стану препятствовать этому.

— Изабель, это он никогда не сможет так поступить.

— Почему же?

— Он любит вас.

— Самюэль?!

— Любит до самозабвения, страстно, неосознанно, непоколебимо.

— Самюэль?…

— Больше всего на свете…

С этими словами доктор Фельденхейм поднялся и ушел.

Переполненная новой нежностью, я отказалась от борьбы против себя самой, против чужака Самюэля. Он любил меня. Любил меня настолько, что скрывал свою двойную жизнь, он навязал ее той женщине, а она-то меж тем была способна открыть ему свое тело, дать ему детей. Самюэль…

В восторге я ждала его. Мне не терпелось обхватить его лицо и поцеловать его в лоб, чтобы поблагодарить за безупречную любовь. Я скажу ему о моей любви, о моем отвратительном себялюбии, способности усомниться во всем, гневаться, ревновать, о моей ужасной любви, гадкой и все же способной внезапно очиститься. Он узнает, что я поняла его, что ему не нужно ничего скрывать от меня, что я хотела бы выделить часть состояния для его семьи. Раз это его семья, значит, и моя тоже. Я сумею доказать ему, что в состоянии подняться над буржуазными условностями. Как он. Из любви.

В семь вечера заскочила Стаси, чтобы узнать, как я себя чувствую. Она удивилась, увидев меня улыбающейся и умиротворенной.

— Рада видеть тебя в таком настроении после недель безутешных рыданий. Ты преобразилась.

— Вовсе не благодаря «Лаборатории волос», — заметила я смеясь, — просто до меня наконец дошло, что я вышла замуж за прекрасного парня.

— Ты о Самюэле? Какая женщина не пожелала бы этого!

— Мне повезло, правда?

— Тебе? До неприличия. Мне порой нелегко поддерживать дружбу с тобой, ведь у тебя есть все, чтобы быть счастливой.

Стаси ушла от меня в восемь. Решив покончить с апатией, я спустилась вниз, чтобы помочь кухарке приготовить ужин.

В девять Самюэль не появился, но я подумала, что не стоит беспокоиться.

В десять я дошла до ручки. Я уже оставила двадцать сообщений на автоответчике Самюэля, тот исправно записывал их, но ответа не было.

В одиннадцать тревога заставила меня одеться, вывести машину и, не раздумывая, рвануть к площади Италии.

На Бют-о-Кай я обнаружила, что ворота открыты, увидела людей, снующих возле серого домика.

Я дошла до него, дверь была распахнута, я миновала прихожую, идя на свет. Натали, полулежавшую в кресле, окружили дети и соседи.

— Где Самюэль? — спросила я.

Натали подняла голову, она узнала меня. В ее темных глазах промелькнула паника.