Книга Бессердечная Аманда - Юрек Бекер

Размешивание длилось долго. Венигер понимал, что выступает в роли главного актера, к губам которого прикованы все взгляды публики. Закончив размешивать, он показал на рукопись и посоветовал мне внимательно изучить ее — там, мол, наверняка еще можно смело прибавить щепотку-другую диссидентской соли. После этого он перешел к действиям: одной рукой он взял свою чашку со стола, другой своего сына с моих колен и вышел из комнаты, слегка расплескав кофе. Себастьян не возражал, потому что в последний момент, уже будучи в воздухе, успел ухватить еще одну конфету. Как только дверь за ними закрылась, он громко заревел. «Это он отнял у него конфету», — пояснила Аманда.

В моей новелле Луиза и Рудольф встретились в третий раз летом. Два месяца они, неделя за неделей, договаривались о встрече, но каждый раз им что-то мешало; причем свидание почти всегда откладывалось по просьбе Луизы, но у него ни разу не возникло ощущения, что это всего лишь отговорки. Напротив, судя по ее интонациям и словам, эти постоянные отмены назначенной встречи, похоже, огорчали ее больше, чем его. Сам он не очень-то убивался по этому поводу: его страх лишиться перспективы сближения с ней уже улетучился, и он чувствовал, что последующие месяцы или годы вряд ли принесут ему больше радости, чем этот период ожидания.

Однажды Луиза объяснила невозможность их встречи следующим вечером тем, что ей нужно к адвокату, в связи с предстоящим разводом, а тот может принять ее как раз только в этот вечер. Неожиданностью это для Рудольфа не было, поэтому и чувства облегчения он не испытал. Он почувствовал только некоторое удовлетворение — так бывает, когда происходят события, которые ты давно предвидел. После ее звонка он обошел свою квартиру, прикидывая, хватит ли в ней места для троих, или придется подыскать новую. (Он, как и я, пришел к заключению, что места должно хватить. Правда, расчеты Рудольфа оказались верными, в то время как мои прогнозы были явно чересчур оптимистичными.)

Они договорились встретиться у него. Луиза пришла чуть раньше назначенного времени. Охваченный внезапным нетерпением, он решил поцеловать ее, как только откроет дверь, но, услышав звонок и идя по коридору, передумал. Ему вдруг вспомнилось выражение, от которого его всегда тошнило: «взять женщину штурмом». Тем более что у него и так был план с «элементом неожиданности»: в багажнике его машины лежали скатерть, полотенца и все необходимое для пикника. Он хотел воспользоваться теплой погодой и отправиться с Луизой за город, на озеро.

Идея с пикником казалась ему великолепной по множеству причин. Прежде всего, думал он, это красиво и великодушно — пригласить к себе домой женщину, которая догадывается о твоих тайных желаниях (в последних телефонных разговорах было немало намеков), и тут же увезти ее куда-нибудь, даже не попытавшись воспользоваться выгодной ситуацией. Кроме того, вечерняя поездка к темному озеру с его коварными воронками на глубине в сочетании с опасностью ревматизма сулила полезную и в то же время приятную встряску для нервов. Он представлял себе Луизу сидящей на берегу, в то время как он, облитый лунным светом, погружается в черную воду (она, конечно, будет без купальника); и как она, может быть, в конце концов не выдержит и последует его примеру. Или он представлял себе, как ночью на лесной поляне в первый раз целует ее или даже овладевает ею (не говоря уже о том, что инициатива, возможно, будет исходить от нее!). Впрочем, он и не собирался предпринимать такую попытку, это была скорее гипотеза, чем план действий.

Затея с пикником развеселила Луизу. Она посмотрела на Рудольфа странным взглядом, который он истолковал как безмолвный возглас: «Ловко!» Он намеренно уже несколько часов держал окна наглухо закрытыми, чтобы она сама испытала потребность вырваться из этой душной квартиры на свежий воздух. Ему не пришлось ее уговаривать (что он все равно не стал бы делать ни за что на свете); когда он предложил ей сначала присесть на минутку, чтобы отдохнуть, она спросила: «От чего?» Все получалось так легко.

Она изменилась с прошлой встречи. Он не мог понять, в чем заключается эта перемена, — может, похудела на почве иссушающих душу бракоразводных процедур. Ее скулы стали вдруг заметней, а в глазах застыла усталость, которую вряд ли можно было объяснить двумя-тремя бессонными ночами.

Прежде чем они отправились за город, она попросила разрешения хоть одним глазком взглянуть на его рабочее место. Она не вошла в кабинет, а с порога несколько секунд смотрела на царивший там хаос. Рудольф не ожидал такой просьбы и спрашивал себя, что бы он сделал, если бы знал заранее, — навел бы в комнате порядок или просто разложил бы валяющиеся повсюду листы бумаги и книги иначе.

Поездка на озеро (которое ему показала в первый вечер их знакомства вторая жена) не должна была занять какое-то особое место в повествовании, то есть она не заняла никакого особого места. Главное, пожалуй, заключалось в том, что у Луизы и Рудольфа не дошло дело до первых объятий на берегу, хотя Луиза, возможно, была готова к этому. Они поужинали, выпили вина; Луиза была поражена его запасливостью: из своего поистине безразмерного багажника он извлек, как фокусник из цилиндра, скатерть, бокалы для шампанского, ле/. ручную мельницу для перца, льняные салфетки и многое другое. Потом они сидели так близко друг к другу, что их колени соприкасались, и, чтобы поцеловать ее, требовалась даже не смелость, а просто немного решительности. Но Рудольф сознательно оттягивал кульминационный момент.

Потом он в соответствии с разработанным планом встал и спросил, как она смотрит на то, чтобы искупаться. Она ответила: «Скорее отрицательно», но по ее нерешительному тону он понял, что ее нетрудно будет уговорить составить ему компанию. Рудольф выразил надежду, что она не станет возражать, если он полезет в воду один. Напротив, ответила Луиза с улыбкой, она будет ему очень признательна. Он отступил в тень и разделся. Чтобы оставить ей возможность последовать за ним, он не пошел за своими плавками, лежавшими в ящике для перчаток, а отправился купаться голым. Глубина начиналась сразу возле берега, это он еще помнил, а вот дно стало более илистым с тех пор, как он был здесь в последний раз. Он проплыл несколько метров и в приливе непринужденного веселья принялся манить ее в воду, уверяя, что вода теплая, как в ванне, что более чистого озера не найти во всей округе и что она никогда себе этого не простит, если так и просидит все время на берегу. Чтобы она поверила в спонтанность идеи выкупаться, придется отказаться от полотенец, подумал он. Не врать же ей, что он всегда возит с собой полотенца, — это было бы смешно.

Вода и в самом деле была приятной, ему не надо было лукавить, зазывая Луизу в воду. Он давно уже не испытывал такого блаженства. Отплыв подальше от берега, он увидел, что Луиза, еще одетая, пробует воду ногой. Он не стал подбадривать ее, решив, что она сама разберется, что к чему. Надо сказать — необязательно сейчас, но почему бы и не сейчас, — что он совершенно не чувствовал никакого превосходства перед ней, что он воспринимал ее как равную себе, если не считать некоторых маленьких житейских навыков и приемов, которые стороннему наблюдателю могли показаться весомыми, а на фоне этой новой, необычной истории ровным счетом ничего не значили. Она крикнула ему, чтобы он не заплывал далеко. Он спросил: почему? Она ответила: потому что уже ночь. Может, она плохо плавала или вообще не умела плавать и при всем желании не могла последовать его примеру? Он боялся все испортить — храбростью или нерешительностью, юношеской напористостью или старческой сдержанностью. Может, мне просто следует положиться на инстинкты, думал он, но потом сообразил, что он не понимает языка инстинктов. Он боялся совершить ошибку, спутав инстинкты с порьтами, импульсами: их приказы были однозначны. Неужели умный инстинкт не может удержать человека от слепого следования глупым импульсам?