Книга Главное доказательство - Павел Орлов

Примерно через час Витя собрал сочинения. Из написанного братьями и Татьяной следовало, что они ничем особым не занимались. Сначала просто сидели и разговаривали, потом пообедали и в полпервого пошли в центр – посмотреть, что идет в кино. В центре около кинотеатра примерно в час дня встретили общих знакомых, с которыми вместе взяли билет на сеанс в тринадцать тридцать.

Вроде бы все гладко, но вот что Дудникова насторожило: все три объяснения были написаны будто бы под диктовку. Даже отдельные фразы слово в слово совпадали. Так как общение между фигурантами во время творческого процесса исключалось, такая согласованность больше смахивала на предварительную договоренность, чем на реальное положение вещей.

И тогда Виктор вызывает к себе в кабинет Татьяну и, как хозяйку дома, теперь уже очень подробно и под протокол допрашивает: о чем говорили; кто и где сидел – схему нарисуйте; не выходил ли кто из комнаты – покурить там, или в туалет. Обедать сели? Отлично! Что именно ели; в каком порядке за столом сидели; с хлебом ели или без; просил ли кто добавки и так далее. Кто конкретно предложил пойти в кино и когда именно: во время еды или после; были ли другие идеи насчет времяпреповождения и какие именно; какой дорогой шли, кого встретили по пути и тому подобное.

Гонял он ее часа два, а Пулинцы все это время сидели порознь. Затем, отпустив женщину восвояси, Витя вызвал к себе Пулинца-младшего и стал задавать ему те же самые вопросы. Младший из братьев был выбран в качестве объекта решающей атаки недаром. Еще во время предварительных бесед с оперативниками его поведение показалось неадекватным. Нет, он не нервничал, а, напротив, был слишком уж спокойным – скорее даже отрешенным – хотя ежу понятно, что именно он должен был бы первым попасть у ментов под подозрение. Это объяснялось довольно прозаично: как опять-таки позже выяснилось, удар топором наносил именно он.

Парень и у Дудникова на допросе держался поначалу достаточно уверенно. Но когда тот вдруг стал спрашивать про обед (а хлеб какой был?… а его хозяйка уже нарезанным подала или же отрезали от буханки прямо за столом?… а кастрюлю с борщом на стол поставили, или же Татьяна его в тарелках из кухни приносила?…), Пулинец откровенно занервничал. Он все чаще вынужден был отвечать «Не помню…», а в тех случаях, когда давал более-менее конкретные ответы, они заметно разнились с показаниями хозяйки дома.

На очередной вопрос, какой компот они пили, тот неуверенно произнес:

– Вишневый.

– Горячий или холодный?

– Консервированный.

– Хорошо, а ягоды были с косточками или без?

– Без.

– Когда? – неожиданно спросил Дудников.

– Что «когда»? – не понял парень.

– Когда п**деть перестанешь?! – рявкнул Виктор, стукнув кулаком по столу. – В глаза смотреть!.. Компот не вишневый был, а сливовый. Сливовый, понял?! Который Танька твоя сама сварила. Вы все обговорили, а тут прокололись. Ерунда – третье блюдо, вот вы про него и забыли. Борщ был, картошка была – правильно, жареная, а вот компот был сливовый, а не вишневый!

Он встал из-за стола и, подойдя вплотную к допрашиваемому, в упор выпалил:

– Говори, кто Беса топором отоварил: ты или брат?!

Мелочь, казалось бы, но только вот Татьяна действительно утверждала, что на третье они пили еще не успевший остыть компот из слив. Эти сливы она утром собрала в саду под деревом и варила вместе с косточками, вот этот компот в памяти и отложился. Но в тот день он так и остался стоять нетронутым. А консервированный вишневый компот они пили позже, когда вернулись из кино, куда действительно ходили. Сообразили, что для создания алиби нелишне потолкаться в людном месте. Конечно, перепутать каждый может, и Дудников тут особо ни на какой эффект не рассчитывал, но.

Вместо ответа Пулинец неожиданно сник и, обхватив голову руками, разрыдался.

Спустя десять минут, немного успокоившись, он уже писал явку с повинной. Узнав об этом, старший брат также счел за благо сознаться. И лишь невольная виновница разыгравшейся драмы упорно продолжала стоять на своем – до самой очной ставки. И даже потом, уже сознавшись, продолжала укорять себя за тот самый компот. Ведь они действительно даже меню обговорили, что именно якобы ели в то самое время, когда Пулинцы пошли домой к Бесу. Знали, что будут их допрашивать и проверять алиби.

Вот вам и слабый пол! Между прочим, еще позже совершенно случайно выяснилось, что соседка из дома напротив видела, как днем братья выбежали со двора дома, где жил Бес. Но милиции ничего не сказала, даже когда уже знала об убийстве. Она от этого своего соседа тоже натерпелась.

Так что, возвращаясь к прерванному разговору, могу лишь заметить, что организовывать столь тяжеловесное алиби – не слишком разумный поступок, особенно для человека с интеллектом. Цитировал, кажется, вам уже известную немецкую поговорку и готов повторить: «Что знают двое – знает и свинья». Как рассадят менты всех участников предполагаемой игры по разным кабинетам одновременно и как начнут, подобно Дудникову, гонять по подробностям – никакой «Полиграф» не понадобится. «Вместе ехали? Отлично! Кто на каком месте в машине сидел?… Радио в машине работало?… Ой, как интересно! И какую же станцию слушали?… Вещички свои Юрий Ричардович в салон взял или же в багажник положил?… По дороге останавливались – в магазин забежать или, допустим, по естественным надобностям?… А в пробку на переезде не попали?…» Ну, и тому подобное. Всех мелочей, как вы только что имели возможность убедиться, заранее не обговоришь. С этими дачниками надо бы, разумеется, побеседовать, но только для проформы. Повторяю: навряд ли Юрий Ричардович пошел на столь откровенную ложь.

Тогда кто же был в тот вечер в его квартире? Сын?… Но женщина божилась, что ей бы он открыл. Домработница?… Интересовался я у соседки этим моментом. Нет, говорит, не было у Шушкевича никакой домработницы. Тот, хоть и мужик, а сам все по дому делал. Несколько лет уже как овдовел, так что научился мало-помалу хозяйство вести. Так кто же тогда? А ведь найти этого таинственного гостя надо: время его появления странным образом совпадает со временем смерти Глебова.

Размышляя, я выхожу на проспект и автоматически поднимаю глаза наверх. Судя по расположению квартир на лестнице и той схеме, которую я видел в уголовном деле, окно комнаты, где нашли труп, должно выходить именно сюда. Так, четвертый этаж. Должно быть – вот то окно, с выкрашенным в белый цвет подоконником.

И именно в этот момент именно в этом окне вдруг загорается свет.

Сознаюсь: с трудом подавил искушение оборвать главу своего повествования именно на этом месте. А уж потом и приврать было бы не грех – про неизвестного, который в квартире убитого чего-то искал и которого бравый сыщик Пашка Орлов чуть было не сцапал. Стрельбу вставить.

Но, во-первых, как я уже однажды вам рассказывал, папа с мамой еще в детстве приучили меня говорить только правду. Во-вторых, это уже в нескольких детективах было, и меня бы просто обвинили в примитивном плагиате. И, в-третьих, я хоть и люблю Булгакова, но чертовщина здесь, как оказалось, совсем не при делах.