Книга Хдеб насущный - Эван Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вставайте!» — сказал Олли. «Оденьтесь!»
«Что это ещё такое?» — спросил один из парней возле проигрывателя.
Хоуз узнал в нём бородатого игрока в бильярд по имени Эйвери Эванс.
«Это облава», — сказал Карелла. «Заткнись.»
«Где Джейми Холдер?», — спросил Хоуз.
«В другой комнате.»
«Поторопись, влюблённый паренёк», — сказал Олли. «Человек снаружи хочет поговорить с тобой.»
«Что я сделал?», — спросил Холдер из другой комнаты.
«Я здесь президент», — сказал Эйвери, отходя от проигрывателя. «Я хотел бы знать, что происходит, если вы не возражаете.»
«Как тебя зовут?», — сказал Карелла.
«Эйвери Эванс.»
«Приятно познакомиться», — сказал Олли. «Ты! Отойди к стене! Это не пятничная вечеринка. Выруби этот проигрыватель!»
«Полагаю, у вас есть ордер», — сказал Эйвери.
«Да, вот наш ордер», — сказал Олли и показал пистолет 38-го калибра.
«Хочешь прочитать?»
«Я не понимаю происходящего», — сказал Эйвери. «„Древние черепа“ всегда сотрудничали с полицией. Не могли бы вы объяснить мне…?»
«Мы объясним тебе в комнате отдела», — сказал Олли. «Давайте, девушки, вы тоже!» Он высунул пистолет в другую комнату и крикнул: «Ты не на губернаторский бал одеваешься, Холдер! Встряхнись там, или я приду тебе на помощь.»
Девушка, которая лежала в постели с Холдером, быстро оделась и теперь выходила из другой комнаты, застёгивая блузку. Ей было не больше шестнадцати, голубоглазая девушка с красивым лицом и безупречным цветом кожи. Эйвери подошёл к Карелле вплотную и сказал, словно доверительно: «Полагаю, вы понимаете, что „Древние черепа“ — единственный клуб в районе, который…»
«Расскажешь нам потом», — сказал Карелла.
«Может, вы скажете, зачем вы уводите нас в комнату отдела?», — спросил Эйвери. «Может, у вас какие-то проблемы с одним из других клубов?»
«Нет», — категорично ответил Карелла.
В комнату вошёл Джейми Холдер. Он был таким же крупным, каким его помнил Хоуз, с мощными запястьями и огромными руками. «Что за произвол, чувак?» — спросил он.
«Они совершили ошибку, Холдер», — сказал Эйвери.
«О, конечно», — сказал Холдер.
«Древние черепа» вовсе не были так стары, как гласит их название, их возраст варьировался от восемнадцати до двадцати шести лет, а значит, они не являлись несовершеннолетними преступниками и могли быть допрошены в полицейском участке. Никто никогда не говорил полицейским в этом городе, где именно следует допрашивать несовершеннолетнего преступника. Обычно они отводили подозрительного подростка в ту часть здания, которая не была засорена всякими разными мерзкими типами, тем самым на словах подтверждая правило — неисповедимы пути Закона. Разумеется, «Древние черепа» имели право на разъяснение и объяснение своих прав, а также на молчание, если они того пожелают, и на адвоката, независимо от того, решат они отвечать на вопросы или нет. Миранда-Эскобедо, решение Верховного суда, предоставившее все эти права, не стало тем препятствием, о котором говорили некоторые полицейские. На самом деле, опрос, проведённый среди сотрудников правоохранительных органов по всей стране, показал, что после решения Миранды-Эскобедо было получено столько же признаний, сколько и до него, причём без использования закулисных, третьестепенных методов (допросом третьей степени в американской гражданской системе правосудия обозначается допрос с пристрастием, при проведении которого используется физическое, эмоциональное или психологическое давление на допрашиваемого — примечание переводчика).
Эйвери Эванс, лидер «Древних черепов», был самым старшим членом банды — ему было двадцать шесть, почти двадцать семь. Он также был самым умным и, предположительно, самым жёстким. Он утверждал, что полиция совершает какую-то ошибку, и заявил, что свободно ответит на все вопросы, которые они ему зададут. Ему нечего было скрывать.
«Древние черепа» всегда сотрудничали с полицией, и он, конечно же, готов сотрудничать с ними и сейчас. Он сказал остальным членам банды — по крайней мере, присутствующим, поскольку, по оценкам, в Айзоле проживало сто двенадцать «Древних черепов», а в Риверхеде — ещё пятьдесят с лишним, — что они тоже могут ответить на любые вопросы копов. Эйвери Эванс был крут, умён, жесток, в высшей степени уверен в себе и являлся лидером гордой и благородной группы. Он, конечно, не знал, что у полиции есть запись того, что он и его гордые и благородные последователи сделали с Элизабет Бенджамин.
«Вы так и не сказал мне, в чём дело, мужики», — сказал он.
Он сидел в комнате для допросов 83-го участка, за длинным столом перед односторонним зеркалом, которое иногда называли двусторонним, — всё страннее и страннее, но таковы пути Закона. Те полицейские, которые называли его односторонним зеркалом, делали это на том основании, что оно отражало только с одной стороны, тогда как другая сторона представляла собой прозрачное стекло, через которое можно было наблюдать за человеком, смотрящимся в зеркало. С одной стороны вы смотрели в него, с другой — через него, поэтому зеркало было односторонним. Но другие полицейские называли его двусторонним зеркалом, потому что оно выполняло двойную роль — смотрового стекла и стекла для смотрения. Нельзя было ожидать, что копы, которые даже не могут договориться об интерпретации Миранды-Эскобедо после стольких лет, согласятся с тем, как, чёрт возьми, называть одностороннее-двустороннее зеркало. Главное, что любой подозреваемый, глядя в зеркало, которое висело на стене комнаты для допросов с голыми стенами, сразу же понимал, что смотрит в зеркало-обманку и (в девяти случаях из десяти) его фотографируют через него из соседней комнаты.
Именно это и происходило с Эйвери Эвансом, причём с его полного ведома. Но, разумеется, ему нечего было скрывать. Он был уверен, что у копов на него ничего нет. Пусть они сфотографируют его через своё фальшивое зеркало, пусть займутся всей этой ерундой. Через полчаса он снова будет танцевать в старом клубе.
Олли — он руководил допросом, поскольку это был, так сказать, его загон, хотя по ветхости он мало чем отличался от помещения 87-го участка — сразу же сказал: «Прежде чем мы начнём, позвольте мне ещё раз убедиться, что вы понимаете свои права, как мы вам их объяснили, и что вы готовы отвечать на вопросы без адвоката. Так?»
«Конечно, конечно», — сказал Эйвери. «Мне нечего скрывать, мужик.»
«Хорошо, тогда вы
