Книга Боярышня Воеводина - Елена Милютина

маменькиной юбкой прожил, жизни не нюхал, вот теперь стонет, мать просит, что бы выручала любимого сынка. Так-то.

— Не везет Лебедяни! Хороший город, справный. Да то польские прихлебатели власть в нем получили, то вот, маменькиного сынка воеводствовать прислали! Да и нынешний воевода как бы не хуже вашего барича. Тот хоть вредить напрямую не будет! Ладно, разболтался я! Птиц прогулять надо. Ваших из загона не выпускаю. Пусть сидят.

— Пойду я. Как бы мой чего не учудил с расстройства. Церковь-то у вас есть? Мой даром, что ходок, так еще и набожный очень. Маменькино воспитание. Хочет свечку поставить и помолиться о счастливом окончании пути.

— Церковь, это надобно на посад переезжать. Паром часто ходит, — голубятник замялся, потом махнул рукой и прошел к птицам.

Позавтракали с бывшим воеводой. Молодежь сказками непристойными развлекала, воевода-предатель до колик смеялся. Николай тоже стариной тряхнул. Сказку рассказал.

— У одного важного боярина женка молодая была. Оченно до мужиков охочая. Вот, уехал муж в думу заседать, а женка сразу троим любовникам весточки послала, авось, кто-то да прийти сможет. Только с самым первым на кровати пристроилась, как кто-то в дверь стучится. Подумала, муж. Любовника в чулан с одеждой спрятала. А это второй полюбовник явился. Только с ним обняться успели, как опять в дверь стучат. Неужто муж? Она его в печь затолкала. А это третий любовник. Только к делу приступили, как муж приезжает. Куда третьего? А в углу мужнин доспех полный стоял. Тот в него и залез. Жена мужа ласково встречает, угощает, обнимает-целует. Тут не выдержал любовник, что в печи сидел. Недавно протоплена, жарко. Он и вылез из печи, весь в саже. Боярин обомлел.

— Слышь, хозяйка, я трубу всю прочистил, дымить не будет. Давай плату!

Боярин расплатился и думает: — Как такой детина в одежде через трубу пролез?

Тут в чулане кто-то чихнул. Боярин туда. Из чулана вылетает мужик, руками машет, кричит: — Я моль, я моль, все ваши шубы погрызла, растолстела! И убежал. Дивится боярин. А тут тому, что в доспехе приспичило. Он и двинулся с места. Боярин остолбенел — доспех сам идет. А тот прошел мимо, по плечу его хлопнул и спрашивает: — Слышь, боярин, тут наши на Псков не проходили? Боярин со страху и помер. И все наследство негодная жена получила!

Воевода старый ржал, Михаил подхихикивал. Весело позавтракали.

Отсмеялся Миша и спрашивает:

— Скажи, Иван, а где у вас церковь?

Глава 16

Бывший воевода на миг замер, а потом вздохнул и сказал:

— Церковь у нас походная, да только священника нет.

— Почему?

— Предателем батюшка оказался, записки врагам — казакам слал. Пришлось в подвал отправить.

— Допрашивали?

— Нет еще, руки не дошли!

— Давайте допросим!

— Да что вам, княжич руки пачкать! Грязное это дело, допрос. И кровавое.

— А я всегда у отца, когда он холопов наказывал, бегал, смотрел. Зело люблю, когда палач кнутом по голому заду охаживает! Особливо баб! А еще лучше, девок. Они еще и смущаются так славно, когда зад заголяют и на скамью позорную ложатся! Так и хочется после утешить! — протянул так задумчиво и с выражением.

Молодые переглянулись с удивлением. Николай усмехнулся в бороду. Славно княжич игру ведет. Только бы не переиграл, не перестарался.

— Так ежели у вас священник вор, то где нормального можно сыскать?

— Да на посаде. Там и церковь городская. И в кузнечной слободе есть. Так что, если Дон переезжать опасаетесь, то можно туда. Только там маленькая, почти часовня. И батюшка старый, в службе путается.

— Хорошо, мы съездим к кузнецам, если не понравится, тогда уж за Дон. Вчера зело страшно было, река глубокая, быстрая, дождь хлещет, жуть.

— Паром у нас надежный, крепкий.

— А чего мост разобрали? Остатки под стеной видел.

— Так неладно у нас на посаде. Много ненадежных людей, и сам голова первый. Ходили сюда, вынюхивали. Тебя, княжич только над острогом воеводой прислали, али над всем городищем?

— Над всем. Но не городищем, а уже городом. Так что вместе найдем управу на предателей. На вас надеюсь!

— Помогу, посоветую! Не брошу.

— На то уповаю! — Миша протянул бывшему воевод руку, пожал с уважением, и приказал сварливо — Петька, Васька, седлайте коней, мне Беса, Орлик пусть отдыхает. Умаялся вчера. И, Петька там у тебя прореха в доспехе нашлась, бери с собой, покажем кузнецам, может починят.

Молодежь вышла из трапезной.

— Распустились, Петька кольчугу до ржи довел. Пусть теперь за свои чинит. А не починит, выпороть велю. — и улыбнулся.

— Строг ты, княжич, как я посмотрю!

— С чернью иначе нельзя. Распустятся, обленятся. Батюшка у меня строг, с него пример беру. Поеду я, старче. Хорошо бы не пришлось на посад ехать. Хотя, позже все равно придется, раз там воровство! И попросить хочу — спрячь пороховые заряды куда подальше. Я их как увидел на стене, так чуть не умер со страху. Не дай Бог рванут!

— Так я хотел в подвал спустить, а пушкари не позволили. Говорят, припас у орудий должон быть, под рукой.

— Тогда прикажи им на стене укрытие выкопать, солдат дай, что бы побыстрее. Боюсь я их.

— Сделаем, быстро выкопаем!

Вышли из трапезной, Михаил шепнул старику Николаю.

— Старче, мы с молодыми поедем, к кузнецам сначала, потом мне не понравится, переедем на посад. А ты тут побудь, посмотри, как погреб для огневого припаса копать будут. И послушай, что этот бывший воевода своему патеру, или, скорее ксендзу докладывать будет. Я, когда руку ему жал прилепил на запястье кое-что, для него незаметное. Вот, пуговица от моей однорядки, оторвал, якобы потерял, а ты поднял. Сожми ее в кулаке, и все, о чем старик говорить будет, услышишь. Я не смогу, чары только на треть версты действуют, а посад дальше, да и кузнечная слобода тоже. Ежели что — разожми кулак, и звук исчезнет. Пуговица, как пуговица и все. Осторожнее будь. А я поехал. Надо с главой посада словом перекинуться.

В кузнечной слободе отдали кольчугу Петькину в ремонт, кузнецкий старшина головой покачал, почти всю перебирать придется, но взялся. Церковка в слободе была маленькая, темная, священник старенький, отец Иоанн, трясущийся от болезни. Дрожжательный паралич у него. Но мыслил ясно. Всю историю обсказал. Воевода бывший старым хозяевам служил, полякам продавшимся.