Книга Боярышня Воеводина - Елена Милютина

политику не лезли, особняком держались. Так и не понял, за вину его сюда прислали, или действительно толковый воевода. Но для толкового больно молод. Наверняка в бою ни разу не был.

— Что, не мог мальчишке язык развязать? Подпоить, что ли, после бани, да с устатку захмелеть должен был быстро.

— Не пил он ничего кроме кваса и взвара. К той мальвазии заморской, что вы мне выдали даже не притронулся!

— Чародей богопротивный, что ли?

— Не ведаю, мне не открылся!

— Смотри, Иван, что бы сегодня выяснил, что у этого воеводы на уме! Помни, что есть наша задача! Крепость сохранить, и сделать ее оплотом для пребывания царицы Марины с царем законным Иваном! И никакие воеводы на мешать не должны. А будет мешаться — разговор короткий — стены высокие, Дон глубокий, оступился отрок, несчастье такое! В доспехе сразу ко дну пошел!

— Что вы, святой отец, нельзя запросто так губить христианскую душу!

— Надо же, набожный стал! Когда попа вашего в подвал запирал, по-другому рассуждал! Смотри у меня, прокляну!

Николай порывался что-то сказать, но Михаил властным жестом закрыл ему рот. Мотнул головой в направлении жилого строения. Стараясь не попадаться никому на глаза, тихо прошли в спальню Михаила. Он запер дверь, сложил пальцы в давно выученном наизусть жесте, ставя полог тишины.

— Все поняли? Говорите спокойно, никто не подслушает.

— Поняли, что влипли, — мрачно сказал старик Николай, — надо этого бывшего воеводу арестовать! Предатель! А тебе, княжич, лучше бы убраться отсюда подобру-поздорову, пока возможность есть.

— Подожди, Николай. Не гони волну. Пока меня не раскусили, опасности для меня нет. Да и убить чародея, если он предупрежден, трудно. Значит так. Нас всего трое. Времени у нас в обрез, надо действовать. По одному ходить опасно. Разделяемся. Вы, молодежь, побродите между солдат, пожалуйтесь, что из Москвы пришлось уехать, барчука охранять, праздника по поводу коронации не увидите, не попьете, не погуляете. Выясните, какие настроения у солдат. Не может быть, что бы все предателями были. Потом, в одиночку не ходим. Вы везде вдвоем, даже в нужник, ясно? Мы с Николаем. Я вроде барчук капризный, он вроде дядьки. При случае поворчи, что барчука негодного на шею повесили. Пусть успокоятся! Я капризничать буду. Ножками топать. Потребую еды хорошей, пушки перетащить обратно, под порох схрон выкопать, якобы я его боюсь. И, думаю, ошибся я вчера. Голова посада так холодно принял, потому, что с крепостью в контрах. Надо как-то с ним скрытно поговорить. Подумайте тоже, по какой причине. И выясните, что со священником случилось. Тут я тоже поскандалю, что мне после дороги приспичило причаститься и службу благодарственную прослушать. У нас всего три дня на все. Потом подвода с припасом придет, по ней ясно станет, что настроен я серьезно. И еще. Куда голубей пристроили?

— В голубятню местную. Отдельно велел поселить. Да наших не спутаешь. У князя все мечены. На крыльях буковицы несмываемыми чернилами тайскими выведены, если развернуть — слово «Муром». Так что не перепутаем.

— Хорошо, я письмо напишу, ты сам птицу отошли, раз знаешь, какие наши. Да сделай так, что бы начало кто-нибудь прочесть смог. Я там полную ахинею напишу. Порадую соглядатаев! Прямо сейчас и сяду писать. Николай, а ты притворись любителем голубей, навещай их, что бы не обкормили, содержали нормально.

— Сделаю!

— И еще. Едим все вместе, только после того, как я знак дам. Я пищу проверю и питье на всякие добавки. Если угощать будут — отказывайтесь. Все на меня валите. Мол, держит вас князь за скоморохов, заставляет есть с ним, а за едой сказочками неприличными развлекать!

— Поняли!

— Тогда я пишу, а вы идите, с солдатами общайтесь. И помните, я барчук капризный, вредный, вы меня едва терпите!

— Ясно! — усмехнулись двое молодых — когда еще будет возможность барина поругать по его же просьбе!

Михаил сел писать, как с отцом условились. Чушь вышла отменная, но малограмотный мужик не догадается, что такой же малограмотный барич в действительности написал!

— «Вам ЛюбЕзная Больно мнЕ ДорогаЯ мамеНька пИшет Письмо Рыдая и нЕгоДуя сын вАш сТраждущий мишЕнька ЛЬСТиВО ПРОсит ваШего застУпничества ПеРед Извергом СиЛьным пАпенькой ТерпетЬ сил нету10 Дней Родителей вспоминаю УваЖаю И Негодую И Каюсь О сВоем пОведнии Прошу рЫдаю Трясусь каждодНевно что вЫ Хотите меня Совсем РанО Чую наверНОе меня в могилу свести. Сынок ваш Мишка».

Письмо отец прочтет, и по заглавным буквам, якобы малограмотного сына настоящий текст поймет. Просил Миша десять дружинников опытных в розыскных делах. О розыске не написал, длинно слишком выходит, тяжела записка выйдет, ну отец поймет, кого для розыска о предательстве посылать. Николай прочел, головой покачал.

— Тайнопись, что ли?

— Отец и старший брат поймут. Прошу подкрепить нас опытными дружинниками, срочно. Иди. Отправляй. Птицу проверь. От нее наши жизни, может быть, зависят!

— Все сделаю. Но, княжич, не верю я, что весь гарнизон перешел на сторону ворогов! Русские же люди. И недаром священника гарнизонного посадили в подвал! Значит, мешал он им!

— Надеюсь. Значит так, дядька Николай. Отправишь птицу, найдешь молодежь, завтракать пойдем. Пусть сказки какие, непристойные вспомнят, барича развлекать. Потом мне помолиться потребуется, а так как священника нет, переедем на посад. Поговорю с главой.

Голубь улетел, Письмишко Николай отдал в руки ухаживающему за голубями стражнику, тоже любителю птиц. Голуби князя Муромского были в хорошем состоянии, накормлены, напоены, записку стражник повертел в руках, спросил, что в ней. Николай просто ответил, что барич, непривычный к трудностям совсем расклеился, слезно просит маменьку уговорить отца вернуть его домой. Письмо в пергамент упаковали, прицепили к хвосту птицы. Голубь взмыл в воздух, взял курс на север, к родной голубятне.

— А чем же провинился отрок, что папаша его воевать отправил? Пил-гулял много?

Николай подумал — пьянство не годится, Михаил не пьет совсем, все это увидят Скажем о том, что было раньше. Вся Москва знала об этом.

— Нет, пить он не пьет, совсем. Он по девкам великий ходок. Вот и добегался. Соблазнил не кого-нибудь, сестрицу Салтыковых, Марфы Романовой племянницу. Та уже сговорена была, за знатного боярина, и приданое выплачено, а он ее на спор с приятелями за два дня до свадьбы спортил. Скандал! Вот его и услали подальше от гнева Марфы и братьев девицы, что в Москве сейчас силу большую заимели. А княжич последыш, все время под