Книга Грехи и погрешности - Алексей Владимирович Баев

подскажете, где тут у вас театр?

– Чего? – вылупила глаза «леди», продолжая методично работать развитыми не по годам челюстями.

– Театр, говорю, у вас где? – повторил свой вопрос Юра.

– Ну, дядя, ты в натуре! – повертела пальцем у виска странная землянка, удивительно похожая на диковатых, но добродушных аборигенов с планеты Читау-4. Впрочем, до ответа все же снизошла: – Ты в Москве, мужик. Тут театров тыща, тебе какой?

– Самый большой, – не удивился такой постановке вопроса Мякишев.

– А, Большой! – с облегчением вздохнула девочка-монстр. – Так это тебе в центр надо. Садись на метро и дуй до «Театральной». Вкурил?

– Вкурил, – с благодарностью кивнул Юра и, пытаясь побыстрее раскодировать в своей многомудрой голове прожженного путешественника выданный только что маршрут, прямым ходом направился в сторону невидимой отсюда ближайшей станции подземки. Вживленный в мозг навигатор работал безупречно.

За долгое время скитаний по мирам Юра Мякишев прекрасно овладел древнейшим искусством бытового гипноза, поэтому не переживал за отсутствие аборигенских дензнаков в кармане собственного комбинезона, очень кстати оказавшегося в новейшем местном тренде. Наводя легкий морок на контролеров, пришелец без труда, но с несколькими пересадками все ж достиг нужной остановки, а, выбравшись на поверхность из неуютного подземелья, уверенной походкой направился прямиком к театру…

На вопрос по счастливой случайности оказавшегося на месте художественного руководителя: «А какими, собственно, вы обладаете навыками, что вот так, сразу, с улицы?», Мякишев произнес сакраментальную фразу:

– Я очень хороший статист. С переменной фактурой и навыками абсолютной бездвижности до пятнадцати часов земного времени.

– Продемонстрировать можете? – недоверчиво улыбнулся худрук.

– Естественно, – оскалился в ответ Юра. – У вас когда ближайшая репетиция?…

Отстояв на репетиции шесть часов в одной позе и при этом ни разу не моргнув глазом, «гениальный статист» Мякишев в тот же день получил отдельную комнату в общежитии, скромный аванс из прямо скажем небольшой зарплаты, трудовую книжку «взамен утерянной» и рабочий репертуарный список с подкорректированным перечнем собственных ролей, как то: «Лебединое озеро» – Прибрежное Дерево, «Жизнь за царя» – Царь-колокол и т. д. и т. п.

С подачи всесильного худрука, буквально онемевшего от актерских данных своего нового служащего, в первый же месяц пребывания на Земле Юра оформил общегражданский паспорт (опять же «взамен утерянного») с постоянной (!) пропиской и паспорт заграничный, необходимый для зарубежных гастролей.

В актерском коллективе Мякишева тоже полюбили сразу. А что? Высок, статен, вежлив и обходителен. На главные роли не претендует, по поводу недостатка материальных благ не скулит, всем искренне улыбается, в интимных связях никому, невзирая на возраст и половую принадлежность, не отказывает, но ни на руку, ни на сердце, опять же, не претендует.

Да и спектаклей не срывает. Уж если сказано в программке «Скала – Ю. Мякишев», то скала будет стоять. Железобетонно…

Прошло почти три земных года.

Юра, получивший некоторое время назад в трудовую книжку новую запись «старший актер-статист», увеличил собственное ежемесячное благосостояние на полторы тысячи рублей, обзавелся дармовой «от Минкульта» однокамерной квартирой в Люблино и домашним котом Чезарио, вызванным с родной планеты срочной гравитограммой и прибывшим в Шереметьево в пластиковом атташе-кейсе.

Тем временем слава Мякишева росла со скоростью если не света, то звука. Точнее, слухов и сплетен. Поначалу незаметное «Прибрежное Дерево» однажды приковало внимание надменного закулисного червя и одновременно известного на весь мир театрального критика, коий посетил балет, даваемый Большим во время Лондонских гастролей в Ковент-Гардн. Статист, отыгравший спектакль столь вдохновенно и без единой помарки, настолько впечатлил высохшего от излияний собственной желчи грызопёра, что в рецензии был упомянут сразу вслед за режиссером и примой.

Как следует ожидать, после публикации о новом даровании заговорили. Сначала шепотом, в кулуарах. Потом громче, в расширенной околотеатральной среде. И, наконец, зашевелилась, зазвучала многоутробным гулом неравнодушная к сценическим действам общественность.

Что поделаешь, такова сила авторитетного слова.

Куда бы не приезжал с гастролями Большой театр, аншлаги были гарантированы. Так повелось со времен царя Гороха. Но в какое-то мгновение появилась небольшая группка почитателей, превратившаяся вскорости в довольно приличную, которая ломилась в зал исключительно на «Miakisheff».

Статиста начали узнавать на улицах, клянчить у него автографы, в Интернете появился фан-клуб. «Родная» Москва тоже не отставала. Вычислив многоэтажный подъезд, где спряталась крохотная Юрина квартирка, его осадили страждущие прикосновения к кумиру и рыдающие при каждом явлении звезды девушки и юноши всех мастей и национальностей.

«Охотники за головами» из других театров, в том числе – драматических, а также с киностудий, отечественных и зарубежных, осаждали Мякишева по пути на работу, звонками по мобильному телефону и прочими тривиальными способами, предлагая такие условия, от которых закружились бы головы и у Данилы Козловского, и у кузин, так их перетак, Старшенбаум.

Да и коллеги по цеху начали недобро шушукаться, отводя при виде Юры в сторону полные искренней ненависти глаза…

Служба курьерской доставки, щедро оплаченная с кредитки и вызванная по продиктованному адресу в Люблино, ранним утром, когда, как известно, самый сон, взяла в незапертой квартире тяжелый виниловый чемодан (его пришлось нести вдвоем) и небольшой пластиковый атташе-кейс, погрузила два сих предмета в желтый фургон с броской красной стрелой и тремя латинскими буквами и, быстро миновав не закупоренные еще пробками улицы громадного мегаполиса, домчалась до Шереметьева. Как и было заранее оговорено по телефону, чемодан с кейсом курьеры оставили возле третьей стойки регистрации международного терминала.

Куда дальше проследовал бесхозный багаж, мы не имеем ни малейшего понятия, но девушка-регистратор, что через пять минут расправилась с остатками небольшой очереди, ни чемодана, ни «дипломата» возле своего рабочего места не обнаружила…

Чемпо Санимас прилетел на Костус неизвестно с какой планеты. Пару недель назад. В сундуке. В нефритовом, обитом элегантными титановыми полосами. С хитрыми навесными замками, запертыми на ключ…

Вогра

– А теперь предоставим слово многоуважаемому сопредседателю нашего жюри – Варваре Федоровне Осиновой.

Микрофон, передаваемый по цепочке быстро заскользил в ее сторону, и Вогра, не будь дурой, со всей ясностью осознала: «Вот он! Вот тот самый момент, ради которого я жила и терпела. Отец надуется от гордости, если вообще… не лопнет от зависти. Давай же, действуй, девочка! Другого такого шанса может и не представиться. Настал твой звездный час!»

– …Нас сейчас смотрит весь цивилизованный мир, – тем временем голосил поставленным баритоном ведущий. – Прямая трансляция с церемонии награждения победителей Международного Московского Кинофестиваля ведется на тридцати языках. Это, поверьте, огромная аудитория, насчитывающая…

– Спасибо, Иван, – перебила его Вогра, которая, наконец, обрела микрофон, а с ним полный контроль над переполнявшими ее эмоциями и непоколебимую уверенность в собственной правоте. – Ну, что я