Книга Смерть кукловода - Екатерина Шелеметьева

— А если понимаешь, то легко можешь ответить на вопрос: занимался твой Солоновкий подделками или нет?

Дмитрий удивленно приподнял бровь.

— Стриж! Ты что, совсем разучился думать, да? — возмутилась Лиса. — Если твой реставратор массово изготавливал подделки, у него дома обнаружились бы следы такого преступления. Ты же был у него дома? — Она подозрительно прищурилась.

— Был, — мрачно ответил Стриженов. Ему не хотелось признаваться Лисе, что вместо него в доме реставратора побывала Марго.

— Там были неизвестные картины, авторов которых ты не знаешь? Старые, потрепанные полотна в плохом состоянии?

Дмитрий отрицательно покачал головой:

— Нет, Лиса, там были современные копии мировых шедевров, которые знаю даже я. К слову, копии картин Шишкина и Айвазовского тоже. Да и старые полотна разных периодов Солоновский мог достать на работе. Но я не думаю, что он был профессиональным фальсификатором, который годами наводнял рынок живописи подделками. Скорее, он впервые ввязался в какую-то аферу совсем недавно, возможно, этой зимой.

— Тогда я не знаю, чем помочь. Есть множество преступлений в сфере искусства, о которых никому не известно. Есть искусствоведы, которым платят за раскрутку неизвестных художников прошлого. Есть художники и реставраторы, задача которых — проверить подлинность картин. Бывает, таким людям платят за липовые заключения. В последнее время в Европе было несколько скандалов, связанных с такими «специалистами». Бывают и банальные кражи, полотна воруют из запасников провинциальных музеев. Впрочем, чего греха таить, не только провинциальных. Воры, а порой и сотрудники музеев, забираются в подвалы и выносят то, что плохо лежит. Но такую добычу почти невозможно сбыть. Поэтому грабители обращаются в музей с предложением выкупить у них украденное.

— И им платят?! — изумился Стриженов.

— Да. Тихо и без звонков в полицию. Я не говорю, что это происходит повсеместно, но я о таком слышала.

— Но в этом случае речь идет не о мировых шедеврах? — уточнил Дмитрий.

— По-разному. Бывает, и шедевры гниют без присмотра в запасниках и подвалах. Но чаще самые известные полотна висят в выставочных залах и хорошо охраняются. Их не воруют. Хотя… — она усмехнулась, — прецеденты и такие бывали, чего стоит тот случай с картиной Куинджи. Слышал?

Стриженов помотал головой.

— Нет?! — Лиса удивилась и сразу же обрадовалась, что сможет его просветить. — Ну, ты даешь, Стриж! Любовь на тебя так действует? Ничего не видишь, не слышишь. Это было в январе, все газеты писали. В Третьяковку вошел человек, походил по залам, потом снял со стены картину Куинджи просто так, у всех на виду, и спокойно вместе с ней вышел из зала. Никто его не остановил, никто не заметил подвоха. Его нашли по записи с камер наблюдения, на следующее утро арестовали. Он сразу же признался, где спрятал картину. То ли на стройке, то ли в каком-то подвале. Картину вернули в музей, охрану усилили, сотрудников, как водится, наказали. Кого-то же надо…

Стриженов покивал и мысленно пожалел, что ему в свое время не поручили это дело: все просто, понятно и ярко. Пиши, разоблачай, ради бога. Можно таких историй и теорий заговора напридумывать, закачаешься. Лиса, кажется, прочитала его мысли и добавила:

— Таких преступлений, конечно, единицы. Они быстро превращаются в анекдоты и байки и не особо беспокоят людей искусства. Разве что чиновники используют это как повод для реформ и перестановок на местах. Будь это нормой, мы бы писали гениальные статьи, вроде: «Наркоманы из Бирюлева снова грабят музеи» и «Мировые шедевры хранятся на стройках».

— Боже, Лиса, ты скатилась до уровня желтой прессы! — захохотал Стриженов.

— Не дай бог! Ладно, Стриж, общую информацию я выдала. Дальше разбирайся сам. Ты это умеешь. А теперь расскажи, что за любовь случилась в твоей жизни. И налей мне вина. Что-то в горле пересохло.

Она залпом выпила свой остывший кофе и со смехом пододвинула к другу изящный винный бокал.

Дмитрий рассказал Лисе о Марго, о том, как они познакомились год назад на журналистской тусовке, как он то ли спьяну, то ли по глупости обещал отвезти блогершу к океану. И что самое удивительное, отвез. Рассказал о приключениях на Шри-Ланке в доме его сестры, а потом в Швейцарии и здесь в Москве, в работе над этим делом. Стриженов и Лиса пили вино и хохотали, как дети. Их смех смущал других посетителей, удивлял официантов, долетал до кухни и забавлял поваров ресторана. Их веселость не вязалась ни с возрастом, ни со статусом, разглаживала морщины и возвращала двух журналистов на двадцать лет назад в общую бесшабашную юность. Туда, где они, два студента журфака, точно так же хохотали за столиками кафе, писали статьи ночи напролет, зачитывали их друг другу, занимались любовью, курили на балконе, обнявшись, завернутые в одно одеяло, а утром опаздывали на пары и планерки в газетах. Хорошее было время.

Но и этот вечер в пафосном ресторане на Воробьевых горах — был прекрасен. И конечно, они напились. Слишком давно Стриженов не видел Лису, слишком легко и радостно было в ее компании, а его так измучило это дело без ясности, логики, мотива и хоть какого-то прогресса. Дело, где опираться приходилось на догадки и интуицию. А потому Стриженов решил хотя бы сегодня послать все к чертям и побыть рядом с той, что, глядя на него, видела улыбчивого парня, успешного журналиста, а не уставшего хмурого дядьку за сорок с редеющими волосами. Стриженов снова и снова заказывал вино и по второму кругу рассказывал смеющейся Лисе о недавних расследованиях.

Сильно за полночь, чуть покачиваясь, они вышли из ресторана, сели в одно такси и поехали по ночной Москве к дому Алисы. По дороге они целовались, и на долю секунды им захотелось сменить маршрут и поехать в ближайший отель. Справившись с этим порывом, каждый из них промолчал о своих мыслях.

Когда машина затормозила у подъезда, Лиса вышла на улицу, нашла глазами окна своей квартиры. В кухне горел свет, Лису ждали дома. Она обернулась, заглянув в такси, и печально сказала:

— Стриж, ты постарайся не объявляться подольше.

— Постараюсь, — обещал он.

— Знаешь, мой старший сын собирается на журфак…

— Отговори.

— Обязательно. Прощай, Стриж. Привет подруге. Рада была тебя видеть.

— Пока, Лиса, я буду скучать.

— Это пройдет. — Губы ее едва заметно тронула улыбка, она помахала Стриженову и поспешила к дому, громко стуча каблуками по мостовой.

Дмитрий смотрел вслед репортеру, многодетной матери, своей давней подруге и информатору Алисе Куратовой, рыжей Лисе, и с ужасом осознавал, что последние двадцать лет его жизни пролетели невероятно быстро, как одно мгновение. Стриженов думал, как мало он успел сделать и приобрести за эти годы, а потерял так много, потерял то, что, казалось, и отнять-то нельзя: радость, наивность, беззаботный смех, способность совершать безрассудные поступки, любить до одури, до умопомрачения и бросать легко и просто, словно никогда не любил. Он смотрел, как уходит Алиса, и вместе с ней провожал свою безвозвратно ушедшую молодость.