Книга Метресса фаворита. Плеть государева - Юлия Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анастасия Фёдоровна всё про всех знает и сглазить может, и порчу наслать, оттого что цыганская в ней кровь. А цыгане — все как один колдуны.
— Я тоже могу предсказать, что, если ты вот так будешь не спросясь заходить в мой кабинет, да ещё и перебивать деловой разговор, я тебя…
— Всё-всё, ухожу. — Машенька ловко обняла отца, целуя его в щёку и заговорчески подмигивая Псковитинову.
— Отчего же ты не даёшь мне потолковать с крестницей? Тем более у неё такие важные для дела сведения? — Александр Иванович поцеловал ручку Машеньке, и та залилась ярким румянцем.
— Позже потолкуешь. А теперь, душенька, оставь нас ненадолго. Распорядись насчёт обеда, Александр Иванович с дороги голоден, и кони его тоже не кормлены, не поены.
Маша сделала книксен и поспешно удалилась, успев, однако, лукаво взглянуть на любимого крёстного.
— Как ты понимаешь, я не верю во весь этот вздор с чёрной магией, но кой-какого материала подобрал, так что поделюсь, изволь, с нашим радушием. А о личности самой Шумской, как ни странно, лучше всего расскажут тебе твои же дворовые люди. Или что далеко ходить, моих расспроси, вот Гаврила мне на многое глаза открыл. Так что…
Псковитинов закашлялся, и Пётр Петрович поспешно налил ему из графина.
— Значится так, по делу Синицына я сдал все документы губернатору, по его личному приказу, жаль, не письменному. Но почти всё помню, и что интересует, перескажу, впрочем, и пересказывать особо нечего, я и сам, признаться, собирался дело закрывать, ибо не вижу в нём состава преступления. По делу же о похищении младенцев расследование было в самом разгаре и, как ты совершенно правильно заметил, тянуло за собой ещё одно давнее дело, которое, однако, на первый взгляд выеденного яйца не стоит, так что сам рассуди, с какого начать? Его тоже отобрал у меня Жеребцов, ибо выслуживается перед сам знаешь кем, точно щен, на задних лапках прыгает. Обидно. После того как он от меня дела отобрал, я, признаться, наперво хотел жаловаться, да только, чтобы не перепрыгивать через инстанции, всё одно пришлось бы Аракчееву слезницу подавать… Так никуда и не написал, а просто подал в отставку. Теперь буду сидеть в имении, заведу собак, починю ружьишко, стану на охоту ездить.
— Так значит, Синицын действительно наложил на себя руки? Точно никто не помогал? — сразу сник Псковитинов. Первая версия безнадёжно разваливалась.
— Однозначно, я на месте преступления был лично, снег там нетронутый, а по снегу следы раба Божьего Синицына в одну сторону. Один он там был, сам местечко выбрал, от глаз подальше, прорубь прорубил, да и… Течение сильное, быстро под лёд уволокло. Тело нашли у мельницы, судебный врач сделал вскрытие. В общем, чем хочешь клянусь, сам он это дело проделал, в полном, можно сказать, одиночестве. Другое дело, кто его до подобного шага довёл?
— Так-так! — Александр Иванович затаил дыхание.
— Так Минкина же и довела. Он ведь — Синицын, хоть и крепостной, но человек в обществе считался непоследний. Воевал, у хозяина солидную должность занимал, от него ведь много всего зависело. Кто заказы мастерам отправляет? Синицын. Кто решает, кого в городской дом отрядить? Кого в услужение барину на место службы? Опять же он. Теперь купцы, у которых он товар закупал, пожалуй, и разорятся без благодетеля. Я уже не говорю, сколько отставных военных, сколько полицейских низших чинов от него верный кусок хлеба имели. Аракчееву ведь то людишек своих нужно в Петербург отправлять, то в Новгород на работы гнать, то с этапом в Сибирь. За рекой, в комендантской роте, что в деревне Бабино, у него специальные люди обученные провинившихся пороть, а на всё про всё охрана нужна, да и экзекуторов этих, я думаю, тоже Синицын набирал. Вот и посуди, сколько недовольных после его смерти собралось, сколько ртов остались без прокорма… Что же до причины самоубийства, то тут никакой тайны нет. Домоправительница обвинила управляющего в краже графского имущества, а Аракчеев, знамо дело, расследований по такому ничтожному поводу производить не станет. Если Анастасия Фёдоровна сказала — стало быть, так и есть. Первая после Господа Бога! Истина, понимаешь ли, в последней инстанции. За такую провинность Синицыну грозила полная конфискация имущества и порка батогами. В общем, думаю, его, ветерана двенадцатого года, более всего возмутила как раз не потеря дома со всем приобретённым, а то, что ошельмуют, опозорят, да ещё и высекут перед всем миром. Стыдно. А может, на старости лет уже и боли боялся. Вот и утопился раб Божий. А что ещё делать оставалось?
— Полагаю, что все эти люди, что после кончины Синицына свою выгоду потеряли, люто должны были Шумскую ненавидеть?
Корытников хмыкнул.
— Ну, вот тебе и подозреваемые полна хата людей. Впрочем, если я правильно понял, Аракчеев конкретно обвиняет дворню.
— А по поводу дворовых людей, может быть, он и прав, в 1790 году было дело, дворня артиллерийского капитана Маслова забила того до смерти, как писали в протоколе, не вынеся систематических притеснений и издевательств. Затем, в июле 1809-го такая же история произошла с фельдмаршалом Каменским[9]. И вот совсем недавно, ты не можешь этого не помнить, четыре года назад крепостной Минаев зарезал своего хозяина — чиновника Тимофеева.
— Ты забыл ещё один случай. — Александр Иванович нетерпеливо постукивал пальцами по столу. — В 1806-м кучер графа Яблонского, Кондратьев, из-за своей жены-красавицы, которую барин возвысил до интимности, удавил того вожжами. Ну и что, все знают, что такие преступления имеют место, доберусь до Грузино — дворню проверю в первую очередь.
— А по поводу ведовства, похищения младенцев — мне так видится, что чистая дичь. Но ты всё равно едешь в те края, не поленись, доскачи до Ям-Чудово. К батюшке моему загляни. Он это дело много лет вёл. У него там все материалы, с которыми он когда-либо работал, в отдельных папках скопированы.
В этот момент в дверь постучали, и вошедший молодой лакей сообщил, что кушанье готово и Мария Петровна уже ждут-с.
— Ты хоть гонца в Грузино отправил, чтобы тело не зарывали до тебя? — поинтересовался уже на лестнице Корытников.
— Первым делом. Не беспокойся, как закончим, сразу и поеду. Лошади отдохнут, а я уже в карете отосплюсь. Жаль, не успел домой заехать, Селифана-то я отдыхать после поездки отправил, не знал, что так спешно ехать придётся. Со своим-то слугой в дороге как-то полегче: и причешет, и побреет. Ермошка ведь, окромя своей кучерской должности, ничего не знает. Правда, тут уж ему равных нет.
— Лошадей я тебе своих отдам, негоже животину мучить. Заберёшь на обратном пути, мне теперь ездить некуда.
Не вор, не лжец и не беспутен —
