Книга Бродяга. Зита и Гита. Кинороманы - Владимир Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он понемногу стал успокаиваться, положив в свой саквояж деньги, которые клиент все же заплатил ему за визит, несмотря на «опоздание».
«Как долго ему не платили! О, эти бедняки! Что с них взять? А тут такой случай. Можно сказать — повезло».
Исток докторской суетливости и волнения отчасти происходил, видимо, из этих обстоятельств.
«Да! Воистину противоречивы людские помыслы, сказал мудрец, плотника радует поломка, врача — больной, жреца — несущий жертву».
Солнце сияло, после дождя было свежо и тепло. Вдали виднелись желтые горчичные и коричневые хлопковые поля. Пастухи выгоняли стада буйволов. Жизнь продолжалась. А для кого-то она только началась. Скоро сбор третьего урожая — раби, и крестьяне начнут скашивать золотую пшеницу. Рао облегченно вздохнул. Тень усталости и тревоги еще жила в его душе, уступая место радости, радости истинной и живительной на неисповедимом пути человека в этой жизни.
— Я не знаю, как вас и благодарить, — смущенно проговорил Рао и вытащил бумажник, но увидев, что хозяин отрицательно повел рукой, положил его обратно в карман.
— Что я мог бы сделать для вас?
— Что вы, господин, все хорошо, у вас родилась такая чудесная девочка, и вы свое дитя держали на руках, вот если бы вы помолились за нас Богу…
— Как помолиться? — удивился Рао.
— У нас нет детей. Наши молитвы неугодны Богу, и если бы вы согласились помолиться за нас с женой, это для нас было бы большой наградой с вашей стороны, господин, ведь вы держали своими руками только что рожденное дитя. И я надеюсь, что ваши молитвы Бог услышит.
— Ваша услуга настолько велика, что вы, добрейший мунши, воистину достойны иметь сына или дочь, и я уверен, что Господь на сей раз услышит ваши молитвы. А я со своей стороны обещаю помолиться за вас. Желаю счастья.
— Прощайте, господин, — сказал хозяин и поклонился.
— Прощайте, — ответил Рао. Открыл дверцу сияющего на солнце «Кадиллака», сел за руль, нажал на акселлератор; мотор, мягко мурлыча, легко понес мать, отца и новорожденную дочь домой.
Как только машина скрылась за поворотом, Лила, схватив руку мужа, взволнованно проговорила: «Иди сюда!»
В беседке, на столе, приоткрыв одеяло, Лила показала ему завернутого в полотенце младенца. Эта была девочка.
— И ты смогла это сделать?
— Это несправедливо. У кого два ребенка, а у кого — ни одного.
— Но это же не цыпленка из-под курицы унести. Это живой человек.
— Зачем им двое? Хватит и одного. Сам Господь послал нам этот случай. Молодая госпожа родила близнецов.
— Эх, ты, глупая, — вздохнул супруг, — ну какие мы родители для ребенка из благородной семьи. Что ты можешь дать ей? — сокрушенно урезонивал жену супруг.
— Что я могу дать? — настойчиво и уверенно спросила она, и сама же ответила с высоким пафосом: — Может, то, что не могут дать и во дворце, — мою любовь!
Богатый двухэтажный особняк в стиле неоклассики утопал в зелени.
К ажурным решетчатым воротам бесшумно подкатил голубой «Ролс-ройс».
Привратник, не спеша, но четко, распахнул ворота, и машина, мягко шурша, по тенистой дорожке подъехала к подъезду. Из нее, хлопнув дверью, вышел молодой мужчина невысокого роста в европейском костюме бирюзового цвета со стальным отливом и пестром галстуке из китайского шелка.
На его звонок входную дверь из красного сандала открыл старый Раму.
— С приездом, господин Ранджит, — поклонившись, учтиво молвил Раму.
— Привет, старик! — скривив рот в презрительной улыбке, процедил тот. — Да, чемоданы — ко мне в комнату! — бросил он через плечо.
— Будет исполнено, господин.
И Раму, старый слуга этого дома, худощавый, в синем, доверху застегнутом сюртуке — ширвани и белых хлопчатобумажных брюках, со вздохом подошел к машине.
Водитель, выставив два чемодана из багажника, загнал блестящий автомобиль в гараж.
Темные листья кокосовых и арековых пальм колебались под свежим морским ветерком. Светлая зелень бананов успокаивала глаз. В саду было прохладно и свежо, несмотря на зной. Начало августа знаменует рождение Кришны, восьмое воплощение бога Вишну.
Лицо Раму было грустным, когда-то голубые, а теперь выцветшие глаза светились умом и проницательностью, но положение его в доме придавало движениям скованность и некую неуверенность. Не было той свободы и радости в его службе, как при старших господах, с которыми он вместе рос.
Раму со вздохом взял чемоданы, а затем поочередно отнес их наверх, в комнату Ранджита.
«Тоже мне «сын царя», Ранджит Сингх, при нем тебе бы не сносить головы, кроме гордости, нет в тебе ничего, пустозвонство одно да заносчивость», — с гневом в сердце подумал Раму.
Раму вышел в сад, не спеша пошел посмотреть, как себя чувствуют милые его детища — розы в заповедном гюлистане его друга-хозяина.
Солнце склонялось к закату.
Вдали по всему западному побережью острова Бомбей тянулись богатые кварталы; итальянские виллы, английские коттеджи, псевдоарабские строения в стиле эпохи Великих Моголов спокойно и уютно расположились среди роскошных садов и цветников, отороченных остатками вечнозеленых тропических, гелейных лесов, уходящих от Большого Бомбея до Тривандрама.
Большой роскошный холл особняка с лестницей на верхний этаж. Молодая девушка лет семнадцати, опустившись на колени, усердно протирает пол, выложенный из белого и серого мрамора. Черные косы тяжело опускаются ей на грудь. В волосах красуется живая белая роза, только что преподнесенная ей Раму. На белом, тонко изваянном лбу, мягко гармонируя с благородными чертами лица, большими черными глазами газели и густыми волосами, утверждалась заветная тика — небольшой кастовый знак, украшение индийской женщины.
Девушка принадлежала к высшей касте. Однако почему на ней одежда служанки? Обветшалое от каждодневной стирки светло-синее ситцевое сари не могло скрыть великолепную фигуру этой девушки, которая была грациозна и стройна, как кокосовая пальма на прибрежных песках Малабара. Эта девушка в бедном сари, юная газелеокая дочь Индии, прекрасная, как небесная дева Апсара, была наилучшим образцом великой индийской нации, ее чудесной и могучей природы.
Девушка гибким движением легко поднялась с пола, выпрямилась, одну тяжелую черную как смоль косу откинула за спину. Подошла к большому в золотой раме портрету, висевшему на стене, который был увит гирляндами из цветов. На портрете был изображен молодой мужчина с красивым лицом и молодая прелестная женщина — отец и мать девушки, которых она, к несчастью, помнила смутно.
Мужчина был Рао, а женщина — Лолита.
Увлажненными от слез глазами девушка вглядывалась в лица своих родителей. Молитвенно сложив руки, она шептала заветные слова. И так — почти каждый день.