Книга Жила-была старушка в зеленых башмаках… - Юлия Вознесенская

— День постный, — пояснила Агния Львовна. — Так она же не постится! Это у нас с тобой постный день, а у нее, еретицы, скоромный, как всегда.

— Лика хочет сказать, что торт надо купить фруктовый.

— А, ее любимый! Ну, хорошо, купи фруктовый. А что из закусок?

— Для нас — рыбки хорошей, а остальным придется купить ветчины и колбаски.

— Балуешь ты их, — нахмурилась Варвара. — Балуешь и распускаешь!

— Да нет, это я нас балую, девочки! Хорошая рыбка куда дороже всяких там колбас.

— А я бы сказала своим детям: «Сегодня пост — закусывайте постным!»

— Вот потому дети от тебя и уехали, и забрались подальше в Альпы, что ты их в строгости держала, — съязвила Лика Казимировна: сын и невестка Варвары Симеоновны и ее два внука уже несколько лет жили в Баварии — у сына там была важная работа.

— A y тебя их нет ни в Альпах, ни в Пиренеях, ни даже в Андах!

— Так ведь я и замужем не была — откуда у меня могут быть дети?

— Никто не хотел брал такую кокетку, вот ты у нас в девицах и осталась.

— Ну да, девица я! А разве в этом есть что-нибудь предосудительное?

— Если и есть — теперь-ка не исправишь, моя милая!

— Девочки, не ссорьтесь! — зевая, сказала Агния Львовна и сладко потянулась. — И встаньте-ка обе с моей постели — я буду подыматься.

— Ой, Варежка! А подарок-то! — закричала, всплеснув руками, Лика Казимировна. — Про подарок мы и забыли, а сейчас ведь самое время его вручать!

— Не забыли, тут он. — Варвара Симеоновна, кряхтя, присела на корточки, пошарила под кроватью, извлекла оттуда и выставила на прикроватный коврик пару новеньких зеленых велюровых домашних туфель. — Дорогая Агния, вот тебе подарок на день рожденья, домашние туфли: левая — от Лики, правая — от меня!

— Почему это от тебя — правая? — возмутилась Лика. — Может быть, как раз…

Девочки, не ссорь… — начала было Агния Львовна, примеряя туфли. — Ой, девочки, милые! Какие же они удобные и как раз мне по ноге! И косточки ничуть не жмет, и в подъеме в самый раз… Ну просто не туфли, а две колыбельки для ног! Спасибо вам, дорогие мои, вот угодили так угодили!

— Слава Богу! Носи на здоровье, — пробасила Варвара — Носить тебе не сносить до самой смерти.

— Что ты такое говоришь, Варежка! — ужаснулась Лика. — Да Агунюшка наша до смерти еще пять… нет, семь пар таких сносит!

— Да я не о смерти, а о качестве. Ты взгляни на марку, Агния!

— «Лондон». Да неужто и впрямь английские?

— Похоже на то. Если это бренд, а не фейк.

— Что-что? — не поняла Агния Львовна и с подо зрением поглядела на свою продвинутую подругу.

— «Бренд» — это родная фирма, а «фейк» — базарная подделка под нее. Дешевка то есть.

— Все-то ты знаешь, Варежка! — уважительно пропела Лика.

— Но они же, наверно, страшно дорогие? — предположила Агния Львовна, любуясь своими зелеными ножками.

— Да уж не китайское барахло какое-нибудь! Знаешь, сколько мы их искали?

— Она меня замучила, — пожаловалась Лика. — Заставляла примерять, а для этого мне надо было таскать с собой вязаные носки и каждый раз их надевать — по два на каждую ногу, чтобы не ошибиться в размере — у тебя же нога и больше на два размера, и гораздо шире! — У Лики Казими ровны была необыкновенно маленькая ножка, прямо детская, чем она как начала гордиться в отрочестве, так и продолжала по сей день.

Агния Львовна прошлась по комнате и остановилась перед зеркальным шкафом, с восторгом оглядывая зеленые туфли теперь уже в зеркале.

— И каблучок имеется, и кантик кожаный… Знаете, мои милые, я, пожалуй, попробую в них ходить по улице: у меня уже сто лет не было такой удобной обуви! А дома можно и в старых тапочках походить, я их хорошо разносила.

— Да ты что, Агуня! — ужаснулась Лика. — Мы потому и решили подарить тебе домашние туф ли, что на твои старые уже больно смотреть!

— А эти-то не разлезутся, если ходить в них по улице? — засомневалась Варвара.

— Это английские-то? Не должны! — успокоила ее Агния Львовна.

— Ну, смотри, кума, тебе ходить! — сказала Варвара, вставая. — Все, Лика, пошли! Забирай посуду к себе и помой там, а я цветы поставлю в воду и тоже пойду. Агнии еще правило читать. Ты во Владимирский идешь или на подворье, Агуня?

— На подворье.

— В такой торжественный день можно было бы причаститься и во Владимирском соборе!

— Ну, уж так сложилось…

* * *

Через час с небольшим Агния Львовна вышла из дверей флигеля. Погода на дворе была не ясная и даже не сказать чтобы солнечная, но какая-то уютная и приветливая, как это бывает в середине сентября: солнце просвечивало сквозь высокие перистые облака, сея в воздухе золотистую дымку. Прошел дождь, и от росшего под их окнами тополя уже по-осеннему пахло мокрой листвой, хотя об летать старик еще и не думал.

Под тополем стояла скамейка, чудесным образом уцелевшая в годы перестройки: никто из грабителей городского коммунального имущества ее не заметил, не позарился и не упер, чтобы продать каким-нибудь новым русским в их, извините за выражение, поместья. Дело было в том, что скамейку берегли, даже, можно сказать, охраняли, причем в теплое время года днем и ночью. А скамья была хороша — длинная, прочная, с удобно изогнутой спинкой, на массивных львиных лапах. Чудо, а не скамейка! Б прошлые годы подруги часто выходи ли вечерком посидеть на ней под тополем, сидели и беседовали часами; теперь же они только присаживались на скамью, когда возвращались домой усталые, чтобы передохнуть перед подъемом на свой второй этаж, — скамья им больше не принадлежала, на ней обитала, можно даже сказать, имела постоянное место жительства, небольшая общинка местных бомжей. Сколько бомжей входило в эту «общину», не знали не только жители двора, но даже и местный участковый: в разное время по-разному.

Иногда их было всего трое, а порой и человек до семи собиралось: летом — больше, зимой — меньше. Но постоянных было именно трое. Вот и сейчас посреди скамьи сидел бомж по имени Василь-Ваныч, человек пожилой и с виду бывалый; ходили слухи, что судьба его сломалась, когда он попал в заключение по какому-то случайному делу, но толком никто ничего не знал: просто он однажды зашел во двор на Кузнечном, да так тут и остался. Справа от него сидел бомж-интеллигент по имени Иннокентий, вида вполне профессорского, только катастрофически поношенного, а слева рыжий полубомж по кличке Гербалайф, неопределенного облика и возраста: летом он выглядел как пробивной парнишка с преждевременно состарившимся лицом, а зимой превращался в старика с молодыми хитрющими глазками.

— Доброе утро, уважаемая Агния Львовна! — сказал Иннокентий и слегка привстал со скамейки, Василь-Ваныч просто кивнул, а Гербалайф за улыбался щербатым ртом — у него не хватало двух передних зубов.