Книга Записки для моих потомков - Ариадна Борисова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы отправились наугад. Шли молча и время от времени останавливались, поджидая хромающего Ваську. Нам было грустно. Сардану заели комары, она потихоньку ныла. Мне ни капельки не хотелось петь, хотя обычно петь я люблю в любое время года, суток и часов.
У каждого человека в голове бывают разные мысли — хорошие и вредные. Если начать думать вредную мысль, за ней потянется целая куча таких же. «Во всём виноват Васька, — думала я. Никак не могла удержаться от этой вредной мысли. — Он, оказывается, трус. А ещё у него зубы клавишами». Я шла, а в голове крутились вредные мысли. Наверное, они передались по ветру Павлику, потому что он сердито сказал Ваське:
— Лучше бы ты дома сидел, лопух.
Тот ничего не ответил.
Мы устроили привал под большой берёзой. Есть было нечего. Павлик хотел разжечь костер и сварить ремень, но обнаружилось, что ни спичек, ни котелка никто не захватил. Мы приуныли: никому не хотелось умирать голодной смертью в самом расцвете лет.
Вдруг Сардана встрепенулась и шепнула:
— Тихо!
Мы прислушались. Совсем рядом с нами раздались страшные звуки: «Ср-бр-хр! Ср-бр-хр!»
Павлик выпучил глаза и пролепетал:
— Это Сырбырхырчик, таёжный великан… Он съедает всех животных на своём пути…
— И людей тоже? — испугалась Сардана.
— Их — в первую очередь, — подтвердил Павлик, дрожа.
У меня тоже мелко затряслись руки, и я повернулась к Ваське — это с его стороны раздавались жуткие звуки.
Васька спал как ни в чём ни бывало! Я хотела его растормошить и внезапно поняла, что это, оказывается, он храпит и выводит носом «ср-бр-хр»!
Не успели мы перевести дух и засмеяться, как в соседнем перелеске кто-то громко задышал и начал ломать кусты. Мальва громко залаяла. Васька тут же проснулся, мы с Сарданой завизжали и бросились кто куда, а Павлик с быстротой молнии влез на берёзу. Я упала в высокий багульник, зажала ладонями уши и крепко-накрепко зажмурила глаза. Мне нравится разглядывать великанов на картинках в красивой большой книге про мифических греков, но по-настоящему, перед собой… Ну уж нетушки!
Я долго ждала, а потом мне стало интересно, чем всё кончилось. Я привстала и увидела, что Васька гладит по крутому боку пёструю корову. Сардана высунулась из-за коряги.
— Заблудилась, бедняга, — сказал Васька заботливо. — Надо бы подоить, вон какое вымя тугое.
Павлик сразу сделал вид, что он залез на берёзу просто так, ради развлечения. И торжественно закричал:
— Мы не бросим несчастную! Мы приведём заблудшее животное к отчему дому!
Павлика никто не слушал. Васька принялся доить корову, а мы с Сарданой подставляли ладони под живые струи и пили парное молоко, которое пахло травой и солнцем, и тепло дымилось в наших руках.
Мальва весело побежала вперёд, то есть назад по тропе. Мы двигались нарочно медленно, подстраиваясь под Васькину хромую ногу.
Наверное, была уже ночь, но в начале лета ночи у нас в Якутии белые — «молочные», как говорит моя бабушка. Я видела, как Павлик не без опаски трогает коровью холку. Его родители ездят на работу в город, им некогда держать коров. А в Васькиной усадьбе полно всякой живности: коровы, поросята, гуси, куры…
Сардана чему-то улыбалась, рассеянно отмахиваясь от комаров берёзовой веткой. Мне было хорошо, не беспокоили никакие вредные мысли. Только ужасно хотелось петь. И я запела, сначала потихоньку, а потом всё громче и громче, и меня слушали молчаливая тайга, ребята, Мальва и корова. Я пела без слов, но они всё понимали. Песня была о том, что Васька не трус, а если у него зубы немножко клавишами, так это же хорошо, зато не беззубый. Я пела, что мне попадёт от мамы за зонтик. Я пела о великане Сырбырхырчике, о Мальвиных дочках, отданных охотнику, и о нерождённых щенятах с блестящей синей шёрсткой. Я пела, что мы не умрём никогда-никогда, вырастем по-настоящему храбрыми и снова отправимся в далёкий Синий лес.
* * *
В дальнем конце нашего двора стоит старая беседка. Ей, наверное, сто лет. Она снизу доверху увита смешными растениями, похожими на колючие огурчики. Есть их, к сожалению, нельзя. Я давно уже знаю, что они горькие и пустые внутри.
Позади беседки проходит канава, которая весной наполняется водой, а летом высыхает, но с каждым годом становится всё шире и подступает ко двору. Бабушка велела засыпать канаву, но папа с дядей Сеней всё время забывают. Иногда они собираются в беседке с соседскими дяденьками и шумно разговаривают о политике и других неинтересных делах. А что ещё делать в беседке, как не беседовать? Поэтому мы тоже порой сидим в ней и болтаем, как сейчас.
— Вот если бы найти клад, — мечтает Павлик, — мы бы тогда сдали его государству и за это попросили бы государство купить нам большой корабль, на котором можно путешествовать. Мы бы уплыли в такие места, где кладов — пруд пруди, только успевай откапывать. Особенно их много в горах, у моря и в жарких пустынях. В старину по пустыням шли караваны верблюдов, купцы везли сундуки с драгоценностями, а когда на караваны собирались напасть разбойники, купцы зарывали богатство в песок. Золотые монеты, серебряные кубки, жемчуг и бриллианты так до сих пор и томятся, закопанные, так и ждут, чтобы кто-нибудь их откопал.
— Я слышал, есть пустыня из сáхара, — сказал Васька.
Павлик засмеялся:
— Ты, наверное, Сахáру имеешь в виду. Она просто так называется. Это очень старинная пустыня. По её барханам, может быть, до сих пор ползают огнедышащие драконы-вараны.
— А барханы кто такие?
— Покатые песчаные горы. Как штормовые волны в море, только застывшие. В них-то купцы и зарывали свои сундуки…
— Как ты думаешь, а у нас на Севере ещё остались клады? — поинтересовалась Сардана.
Павлик ответил, что да, наверняка. Возможно, клад где-то рядом. Очевидно… Скорее всего, именно здесь… И Павлик забегал кругами, размахивая руками и крича:
— Точно! Несомненно! Бесспорно! Конечно, клад здесь! Под этой беседкой, она же старинная!
Потом резко остановился напротив меня:
— Говори быстро, твой прадедушка был купцом?
— Не знаю, — растерялась я.