Книга Ковчег царя Айя. Роман-хроника - Валерий Воронин

Между тем, Гермоген, струсив с головы пятерней остатки снега, поспешил в свою келью, на ходу бормоча только ему понятные слова. Солнце поднималось все выше и выше, растапливая теплом своих лучей белоснежные поля. Неужели наконец-то в Киев пришла весна? Монахи так долго ждали этого часа, но сегодня, с его приходом, совсем другие чувства поселились в их душах…

Отец Петр прожил еще неделю. А умер утром – тихо и незаметно. К тому времени снега уже наполовину стаяли, и лед на Днепре покрылся талой водой. Ходить по нему еще можно было, но не везде и с большой осторожностью. Когда же монахи попытались вывезти умершего из монастыря, началась такая распутица, что каждый метр дороги давался с большим трудом. Но и это еще бы ничего. К сожалению, бурное таяние снегов привело к такому половодью, преодолеть которое не было никакой возможности.

Проходило время, а братья не могли двигаться вперед, теряя дни и надежду хоть каким-то образом выбраться в Крым. Наконец, и Днепр «тронулся», с грохотом и скрежетом разрезая лед на доли и частицы. Все не к месту!

Пришлось братьям, несолоно хлебавши, возвращаться в родную обитель. Не пустила их непогода в Крым, не дождался мыс Айя того, кто хотел найти свой последний приют в далекой земле.

Братья долго судачили по поводу этих совпадений, но разумного ответа так и не нашли. В конце концов, схоронили отца Петра здесь же, в монастыре. А старец Гермоген надолго закрылся в своей келье, не подпуская к себе никого. Он сидел молча перед иконами и «переваривал» в голове все, что услышал из уст настоятеля. «Такая судьба, такая судьба…» – время от времени шептал он вслух и крестился. Да, не принял отца мыс Айя, не принял… Звал, звал к себе, и вдруг – как отрезало.

Руданский

4

Кирилл Руданский отрешенно уставился на циферблат будильника и следил за медленным, практически незаметным движением минутной стрелки. Однажды ему даже показалось, что время остановилось и стрелки замерли в нерешительности. Но часы по-прежнему тикали, а значит, и секунды по-прежнему бежали друг за дружкой, не замедляясь и не ускоряясь…

Как долго он просидел на кухне в этот зимний день «наедине с будильником», Кирилл сказать не мог. Да и не все ли равно? Сейчас время абсолютно его не волновало. Он с силой потер сухими ладонями виски, стараясь сосредоточиться и прийти в себя. Тут же почувствовал колючую щетину на давно небритом лице. И криво улыбнулся. Осталось лишь одно – откупорить бутылку водки и, налив в рюмку, пить молча в одиночестве крупными глотками, не закусывая и не чувствуя опьянения. Безысходность. Наступила безысходность. Как-то так подкралась из-за угла и застала его, Руданского, врасплох.

Вначале он перешел на полставки, так как теперь не мог целиком сосредоточиться на работе, и на него начали посматривать косо не только начальство, но и коллеги. Естественно, денег стало гораздо меньше. Вскоре начались семейные скандалы. Тома, его жена, долго терпела Кириллову хандру, а затем сказала: «Или семья, или…» Ну, да, и так все потекло. Но Кирилл «должных» выводов не сделал. Вскоре он вообще бросил работу и стал перебиваться случайными заработками. Все думалось: «Вот закончится месяц, и все пойдет по-новому». Но проходил один, второй, третий… И Томка ушла жить к маме, оставив Кирилла одного в пустой квартире.

А насчет водки он погорячился. Конечно, пару раз Руданский срывался, но на то были уважительные причины. И это, во-первых. А во-вторых, он один пить не мог. Просто не мог и все. Такая вот карусель. Так что эпизод с «крупными глотками» вроде как и отменяется. Кирилл встал из-за кухонного стола и, подойдя к плите, чиркнул спичкой и включил ближайшую горелку. Синий огонек лизнул воздух и заурчал, как довольный кот. Руданский поставил на конфорку чайник и подошел к окну.

Странно все-таки складывается жизнь, особенно в последнее время. Где и когда он переступил ту черту, что отделила его от нормы. Может быть, на мысе Айя? Или в Балаклаве, когда он в одном из старых подземелий нашел древние манускрипты? Быть может, все началось с встречи с Лешей Швецовым, который рассказал о тайнах Крыма? Или, или…

Чайник закипел, и Руданский, повернув ручку горелки, затушил веселый огонек. Так, кипяток готов. Теперь надо побриться и вообще привести себя в порядок. А то совсем раскис. Его взгляд невольно упал на тикающий будильник, и Кирилл повернул циферблат к стене – пусть «общается» с обоями и не нагоняет тоску.

Как, однако, все в жизни зыбко и неуверенно. Однажды, совершенно случайно, он, журналист Руданский, познакомился со Швецовым и вскоре подружился с этим необыкновенным человеком. Буквально «прикипел» сердцем к нему. Но случилось несчастье – Алексей утонул в море на глазах Руданского в прибрежной полосе близ мыса Феолент. Собственно, «утонул» – словечко, явно неподходящее к тому, что случилось со Швецовым: тот прыгнул в море из ялика, надеясь спасти выпавшую из рук древнюю глиняную табличку. И все – пропал. Что случилось с ним под водой – неизвестно. И эта неизвестность будоражила фантазию, заставляя строить разные, самые замысловатые предположения.

5

И Руданский решил заняться поисками Швецова. Благо, тайны, в которые Алексей посвятил своего друга заблаговременно, позволяли надеяться на удачу. Хоть и призрачные были шансы, но они были, и это главное. Надо знать место, где прыгнул в море Швецов – это центр Глаза Гора – древней и пока непознанной людьми духовной системы. Этот Глаз «работал», концентрируя всю свою силу в том самом центре, где утонул Алексей. Зная о сути и предназначении данного «духовного механизма», можно было попытаться отыскать следы Швецова и даже, что выглядело совсем неправдоподобно, попробовать его спасти.

В конце концов, Кирилловы поиски привели его на мыс Айя, который занимал в системе Глаза очень важное место. Вышел сюда Руданский случайно, руководствуясь больше порывом, чем рассудком. Интуиция его не подвела. Здесь он узнал о существовании некоего коридора, через который можно проникнуть внутрь системы Глаза. Скажи кому-нибудь о таком открытии – ни за что бы не поверили. Это в лучшем случае. И Руданский вынужден был помалкивать об увиденном им однажды. Тем более что сначала журналист толком и не понял всей грандиозности сокрытого здесь. Лишь постепенно…

Да, на мыс Айя ему пришлось ходить много раз, шаг за шагом постигая проступающие из глубины веков тайны. И лишь гораздо позже он убедился в собственной наивности первых шагов и первых порывов души. Как же мало он тогда знал! А сейчас? Разве сейчас, когда ему открыто многое, он может сказать, что познал тайны Айя? Конечно, нет. В том-то и дело.

Однажды Руданский повстречал там некоего человека, назвавшегося Сашей Коридзе. Странная встреча перевернула всю последующую жизнь журналиста, сделав его одержимым совершенно фантастическими идеями. Во-первых, Саша Коридзе показался Руданскому человеком не от мира сего. В прямом значении этого определения. Во-вторых, Кирилл сам становился «не от мира сего». И это его очень беспокоило. Стоило бы прервать связь с мысом Айя, перестать сюда ходить. Но он не в силах был противиться разуму. Безвольно, как кролик, забирался в пасть к удаву, повинуясь действию его гипнотических глаз, так и Руданский в очередной раз шел на Айя не в силах противиться его смертельному влечению. Причем в последнем не было ни малейшего преувеличения. Понял он это лишь, когда поздно было что-либо менять. Поезд ушел, захватив с собой Руданского. И имя этому поезду – время. Время, которое пишется с большой буквы.