Книга Западня - Пьер Алексис Понсон дю Террайль

– Значит, он был женат? – спросил д’Аржелес.

– Женатее некуда. Но это совершенно не мешало ему упорно добиваться от принцессы, известной своими твердыми принципами, назначить ему свидание.

– Эге…

– Да-да, свидание. К несчастью, я не помню имени принцессы. Погодите-ка, как же ее все-таки звали? Ее звали… Помогите же мне, господин де Сентак.

– Я, мадам? Но я понятия не имею об этой очаровательной сказке, которая мне интереснее больше, чем кому-либо другому.

– Вы не желаете мне помочь? Ладно, мы к этому еще вернемся. А пока я продолжу. Принцесса, придя в возмущение, если не сказать в раздражение, от наглости своего почитателя…

– Насчет наглости это вы хватили через край, – сказал Сентак, старавшийся, чтобы голос его звучал насмешливо, но в душе испытывавший живейшую тревогу.

– Нет, уверяю вас, наглость будет в самый раз… впрочем, дело не в этом. Юная принцесса решила жестоко отомстить молодому синьору. «Ах! – подумала она. – Вы, сударь, принимаете меня за дурочку! Ну что же, мы еще посмотрим, кто из нас глупец». И красавица назначила галантному кавалеру свидание, которого он так добивался. «Мой дорогой сударь, – сказала она, – поскольку я не могу устоять перед той любовью, которую вы мне внушаете…»

– Мадам, прошу вас, не надо продолжения, – сказал Сентак.

– Как! Стоило мне завести речь о том, как было назначено свидание, и вы тут же потеряли к этой истории всякий интерес? Упаси меня Бог отказаться от дальнейшего повествования.

Сентак грыз перчатки, а вместе с ними и ногти.

Молочница продолжала:

– «Я согласна встретиться и буду ждать вас у себя, – сказала принцесса, – но при условии, что вы позволите мне принять некоторые меры предосторожности, представляющиеся необходимыми». «Любые меры предосторожности, какие вы только пожелаете, божественная моя красавица!» – воскликнул молодой синьор, млея от любви и хмелея от восторга. «Ну что ж, тогда слушайте, – сказала прекрасная принцесса. – Я знаю только одно время и место, где мы можем увидеться, не привлекая внимания моей личной стражи. Завтра в половине шестого приходите на мессу в церковь Святого Бруно. После нее вас будет ждать экипаж с задернутыми шторками. Садитесь в него, я буду там. Таким образом, вы дадите мне возможность отвезти вас в место, где мы сможем спокойно поговорить». В своем опьянении молодой синьор дошел до того, что хотел покрыть поцелуями премилую ручку, но хозяйка ладошки остановила его и сказала: «Не сейчас, прекрасный мой рыцарь».

– Кем бы вы ни были, мадам, – вскричал Сентак, – умоляю вас – не продолжайте!

– Вот как! Мой дорогой сударь, почему вы постоянно вмешиваетесь?

– Я вмешиваюсь, потому что…

– Может, этим молодым синьором были вы?

– Я этого не говорил, но…

– Если это вы… тогда признайтесь, и мы обо всем расскажем мадам де Сентак. Если же нет, то вас это не должно касаться.

– Итак, – продолжала молочница, – на следующий день в половине шестого утра наш Амадис не преминул явиться на мессу в церковь Святого Бруно. Этот самый Амадис весьма ленив, за ним водятся и другие недостатки, поэтому он принес предмету своей страсти колоссальную жертву тем, что встал в пять утра и отправился на противоположный конец Бордо, чтобы… Зачем – вы вскоре узнаете.

– Мадам, согласитесь, что ваша история – глупее некуда, – сказал Сентак

– До этого момента – да, но теперь она примет более веселые очертания. Итак, завидев обещанный фиакр, наш молодой синьор, как ни в чем не бывало, сел в него и увидел женщину, лицо которой было скрыто глубоко надвинутым капюшоном. Фиакр тут же помчался рысью. Нашему герою не было никакого дела до того, куда его везли, и никакого беспокойства по этому поводу он не испытывал. Сей юный вельможа слишком сгорал от любви, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. «Ах, мадам! – говорил он проникновенным голосом. – Как мне вас благодарить?» Дама, по всей видимости, пребывавшая в плену живейшего волнения, ничего не отвечала. Прекрасный Амадис попытался было рассказать, какой пожар полыхает у него в груди, но добился лишь пары сдавленных вздохов да одной фразы, произнесенной надтреснутым голосом: «Пощадите». Как вы понимаете, тем самым дама подала кавалеру сигнал ничего не бояться и предпринимать самые дерзкие попытки. Лошади, будто по молчаливому соглашению с молодым синьором, перешли на шаг, и фиакр покатил по какой-то пустынной улице. Занимался новый день. Один лишь Бог знает, насколько предприимчив был наш Амадис! Набравшись смелости, он просил о тысяче вещей. Дама слабо сопротивлялась. «Вы меня любите? Ты меня любишь?»

Надо было видеть, с каким очаровательным выражением лица миловидная молочница вела свой оживленный рассказ.

– «Вы меня любите?» – вновь взялась за свое безжалостная маска, сопровождая слова комичными ужимками. – Дама, голос которой становился все более и более хриплым, тихо и сбивчиво произнесла несколько слов, не означавших ни да, ни нет. И тогда молодой синьор решил, что настало время проявить настойчивость, и попытался сорвать маленький поцелуй с розовых губок дамы. Он бросился вперед, но наткнулся на великое множество препятствий в виде прозрачной вуали и кружев, которые помешали ему осуществить свой замысел. Можете представить, как он стенал по поводу варварства в виде подобной непробиваемой брони. Ему пошли на уступки. Вуаль приподнялась и перед взором молодого синьора предстал лик дамы. Но это была отнюдь не прекрасная принцесса. Ах, господа, вы даже не представляете себе, как он разгневался.

– Мадам, – прервал ее Сентак, – прекратите, в противном случае…

Молочница, сделав вид, что не услышала его, продолжала:

– Позабыв о своем происхождении и воспитании, молодой человек в ярости хотел было наброситься на даму, но та схватила его за руки и сжала их с такой силой, что в его душу тут же закралось сомнение. Своими пылкими домогательствами он преследовал даже не женщину. Это был крепкий малый, вполне способный дать пылкому влюбленному взбучку в том случае, если ему в голову придет протестовать и возмущаться.

Такой поворот сюжета был встречен раскатом хохота.

– Да погодите вы, – сказала дама, – это еще не все.

– Мадам, замолчите! – возопил Сентак голосом, выдававшим его безудержный гнев.

– Вы становитесь наглецом, господин де Сентак. Это в любых обстоятельствах непростительно, даже на костюмированном балу.

– От кого вы об этом узнали?

– Очевидно, что не от вас. Вероятно, от человека, который знает эту историю во всех подробностях.

– Ах, мадам, мадам, вы выводите меня из себя.

– Наш молодой синьор высунулся в окошко, чтобы велеть кучеру поворачивать обратно в Бордо, – продолжала молочница. – И совершенно не удивился, когда увидел, что за экипажем, окидывая его насмешливыми взорами, следует три десятка всадников в рединготах и с непокрытыми головами. Надо признать, что шутка получилась злая. Поэтому молодой синьор…