Книга Верь мне и жди - Ольга Тартынская

Бутылки хорошего молдавского вина гроздью висели в сетке, которую Дмитрий пристроил в воду. Он был галантен и обходителен. Его друзья — а это была парочка — отрешенно целовались в тенечке, среди кустов. Я чувствовала себя принужденно и не находила подходящего тона. Димка беспрестанно разливал вино, надеясь, верно, на мое раскрепощение, но я так и сидела как изваяние, обхватив колени руками.

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд, И руки особенно тонки, колени обняв, —

звучало у меня в голове.

Димка мне нравился, как нравятся независимые, нахальные и умные мужчины. Однако такого поворота событий я не ждала. Мой визави вдруг плюхнулся возле меня на траву и потянул к себе. Я неловко пыталась выбраться из его железных рук.

— Не надо, Дима, что ты?

— Да ладно, хватит строить из себя девочку! — грубо оборвал меня Дмитрий и заломил руки за спину…

Я не помню, как потом добралась до дома. Они уехали, бросив меня на острове, потому что я не желала ни с кем говорить и сидела, обхватив колени и глядя на остатки костра. Димка даже испугался. Он суетился вокруг меня и даже пытался просить прощения. Вид его вызывал у меня нестерпимую тошноту, и я сказала:

— Уезжай, очень тебя прошу!

— Так все тип-топ, а, малышка? Ты не побежишь завтра в деканат стучать?

Я смотрела на него с отвращением, силясь удержать тошноту. Но ответить пришлось, иначе он не отстал бы.

— Если ты обещаешь исчезнуть из моей жизни навсегда, я никому ничего не скажу.

Кажется, он обрадовался такому решению.

Но девчонкам я все же рассказала. Такое скрыть невозможно от внимательных участливых глаз. К тому же мы жили вместе, у нас все было общее, в том числе и быт.

Они слушали, и лица их белели.

— Убить мало эту сволочь! — сказала Катя.

— Нет, винить мне некого, — пыталась я объяснить девчонкам. — Силком меня никто не тащил на этот пикник, я сама поехала. Пила тоже сама. Видно, где-то позволила лишнее, вот и получила.

Теперь ты понимаешь, почему я не рассказывала тебе об этом никогда?

Димка перевелся на другой факультет и исчез из моей жизни. Я тоже выполнила условие: постаралась забыть, что произошло со мной. Слава Богу, все обошлось без видимых последствий.

После этого я стала бояться мужчин. Даже простое пожатие руки для меня было болезненно. Стоит ли говорить, что никаких романов такое состояние не предполагает. Девчонки жили бурной, насыщенной жизнью, а я пребывала в каком-то моральном девстве. Они чего только не придумывали, чтобы познакомить меня с кем-нибудь и свести. Душа моя не дрогнула ни разу, пока я не встретила писателя.

Это я уже работала в редакции. В то время повсеместно стали издаваться детективы, любовные романы, фэнтези — все, что для нашего читателя было еще в новинку. Появились модные писатели, которых издавали приличными тиражами. У нас тоже решили печатать кое-что из коммерческой литературы, хотя раньше мы специализировались по языковым вопросам. К нам стали захаживать любопытные личности.

Ухтомский ошибся отделом, и я проводила его к редактору. Он был галантен и любезен. Явившись в очередной раз в издательство, он поднес мне цветы. Я удивилась, но цветы приняла. Ухтомский казался чрезвычайно обаятельным, живым. Высокий, худощавый, с ранней сединой, он был старше меня на десять лет. После нескольких визитов исключительно ко мне, как выяснилось позже, писатель предложил мне прогулку. Он совсем не торопился затащить меня в постель, словно его это вовсе не интересовало.

Девчонки всякий раз при встрече спрашивали:

— Ну, теперь-то у вас было?

— Да вы что? — возмущалась искренне я. — Он же женат! У него дочь.

Подруги смотрели на меня как на ущербную.

Ухтомский никогда не приглашал меня к себе, и это было понятно. Я же жила в коммуналке, где «на тридцать восемь комнаток всего одна уборная». Нас должны были вот-вот расселить, но пока дело не двигалось. Квартиру, по сути, уже купили, теперь подыскивали варианты жильцам. Ухтомский знал, где я живу, ему не раз приходилось заходить за мной перед прогулкой.

Однажды он явился какой-то торжественный, важный — как всегда, с цветами и бутылкой вина.

— Оленька, мы никуда не идем сегодня! Я пришел, чтобы сделать тебе предложение.

Он обнял меня и поцеловал. В первый раз со дня нашего знакомства. Вопреки ожиданию я не испугалась, мне не сделалось противно. Однако я отстранила его и спросила с надеждой:

— Вы развелись?

— Пока еще нет… — И глаза писателя забегали. — Ты умная девочка, понимаешь, как все непросто. У нас дочь, ее надо поставить на ноги. Потерпи немного, и мы будем вместе.

Я разомкнула объятия.

— Нет, ты меня не так поняла, — уже тяжело дышал Ухтомский. — Ну хочешь, завтра же понесу заявление на развод! Иди ко мне, детка!

Как-то неожиданно сквозь благородный, изящный облик его прорезалось грубое, похотливое животное. Я запаниковала, забилась в его руках, словно меня душили, а не пытались ласкать. Я так отчаянно билась, что Ухтомский протрезвел.

— Что с тобой? — испуганно спросил он. — Ты, случайно, не страдаешь эпилепсией?

Я немного пришла в себя, сердце успокоилось.

— Уходите, Евгений Павлович. Не надо этого, — только и смогла я сказать.

Он поспешно натянул куртку, схватил шапку и ретировался.

Все бы ничего, если бы у этой истории не было продолжения. Как-то я сидела с очередной рукописью. В дверь позвонили дважды. Это ко мне. Я бросилась открывать, ожидая девчонок. Мы собирались на выставку в Пушкинский музей. На пороге стояла незнакомая дама.

— Вы Оля, — утвердительно произнесла она.

— Да, — не ожидая ничего хорошего от визита незнакомки, ответила я.

— Вы позволите пройти? Где ваша комната?

Не дожидаясь позволения, дама прошла вперед. Пришлось распахнуть перед ней двери моего жилища. Она вошла, с любопытством осмотрелась.

— Ну да, так я себе и представляла. Портреты писателей, книги, сухие цветы, гитара. Мы тоже так начинали. Теперь хочется комфорта, мягкой уютной мебели, дорогой техники. Как же вы без компьютера при вашей работе? Вы ведь поэтесса?

— Вовсе нет, — вконец растерялась я. — Я работаю с чужими рукописями.

— Странно, — усмехнулась незнакомка. — Раньше он предпочитал поэтесс, писательниц, текстовиков, в конце концов. Да… Стареет.

Я еще не совсем поняла, кто эта женщина, но уже почувствовала себя оскорбленной.

— Зачем вы пришли сюда? — спросила я.

— Поговорить с вами. Посмотреть на вас.

Она уселась на стул, сняла шапочку и тряхнула короткими волосами.