Книга Раздвоение чувств - Натали Митчелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему заунывных?
Он продолжал улыбаться, видно надеялся, что это шутка, которую я вот-вот растолкую.
— Ненавижу этот городок, — поделилась я, рассеяв его иллюзии. — Одно название чего стоит: Гринтаун. Зеленый город! Ничего банальнее и не придумаешь.
Его улыбка стала вопросительной:
— Почему же вы здесь жили? Твой отец…
— Мой отец точно так же ненавидел этот город. Он обманулся, понимаешь? Думал, это тихий рай.
«Где нет ни одного казино», — добавила я про себя то, что было главным. Тому необязательно было знать это о любимом писателе.
— Каждый может обмануться, — вежливо заметил он.
— Отец как раз собирался продать дом…
— И куда вы намеревались двинуть?
— Похоже, он нашел то самое место. Только поселился там без меня.
Том мизинцем тронул мою руку:
— Эй! Это же случайность, верно? Он не хотел этого. И тебя бросать не хотел.
— Я знаю.
Я чувствовала, что если мы продолжим разговор в том же духе, то слезы потекут сами собой. От них уже щипало в носу, и глаза наверняка покраснели. Нельзя было Тому видеть все это. Нельзя. Разве детей известного писателя представляют такими слабыми?
Но чем чаще я повторяла это, тем сильнее дрожали губы, и ничего не удавалось выговорить. Ну, чтобы сказать какую-нибудь необязательную банальность, вроде того, что я в порядке, все в порядке ну и так далее…
— Эшли…
Я промычала что-то невразумительное, хотя мне хотелось сказать, что не надо меня утешать, все равно это не поможет, потому что словами невозможно унять ту боль, что поселилась во мне, заполнить ту пустоту, что разверзлась в моей душе и затягивает всю радость. Не осталось больше никакой радости…
— Я так хочу есть, Эшли!
Это было так неожиданно, что я всхлипнула и засмеялась одновременно.
— Ты правда хочешь есть?
— Жутко!
— Тогда пошли в дом.
Я быстро вытерла лицо обеими ладонями, платка у меня, как обычно, не оказалось с собой. В шкафу лежала, наверное, целая дюжина, но я вечно забывала прихватить один из них.
Вскочив первым, Том протянул мне руку:
— Приглашение принимается! Я могу приготовить настоящий французский омлет, если ты не против.
Я ухватилась за его руку и подскочила. Вернее, это он так легко поднял меня. И я вдруг снова почувствовала себя защищенной от всего на свете, как было при отце.
На крыльце я придержала Тома за майку:
— Постой. Я должна предупредить тебя… В общем, я живу тут не одна.
У него почему-то дрогнули губы:
— У тебя есть…
— Нет! Это не то, что ты подумал.
Мне даже стало смешно: Джун! Принять Джун за моего бойфренда!
— Это вторая жена моего отца. Ее зовут Джун. Впрочем, это неважно. Надеюсь, вы даже не встретитесь. Мы с ней… Ну, ты понимаешь.
— Я понимаю, — серьезно подтвердил он и прислушался. — А она сейчас дома?
— Понятия не имею. Я не слежу за ней. Лучше бы ее не было.
Том усмехнулся:
— Спорю, тебе сейчас хотелось сказать: лучше б ее вообще не было.
— Ну, не вообще, — сжалилась я над Джун. — Но в нашей жизни лучше бы ее действительно не было. Она всегда была слишком глупа, чтобы стать ему настоящей женой. Она никогда не понимала ни его, ни меня. И книг его не читала. Какая из нее подруга такому человеку? Подруга — в истинном смысле слова.
— Это я понял, — подтвердил Том.
У меня мелькнула мысль, что его тоже не назовешь интеллектуалом, это сразу заметно. И он мог принять вышесказанное на свой счет, но вроде бы этого не произошло. И все же я сказала себе, что нужно быть осторожнее в высказываниях.
— Мы все ссорились с ней, понимаешь? — продолжила я. — И это делало отца несчастным. Я ведь это чувствовала. Не могу простить себе…
Пожав плечами, Том сказал:
— Он ведь мог предположить, что так будет, верно? Воображение у него было что надо.
Я толкнула дверь и громко ответила:
— Воображение у него включалось, только когда он работал. Видимо, так.
Мне хотелось, чтобы Джун услышала эти слова, хотя ничего напрямую сказано не было, и вряд ли у нее хватило бы ума понять, что речь вообще идет о ней. Но по моему тону, она могла бы догадаться, что я все еще не простила ее. Никогда не прощу.
Отец говорил, что моя мать была доброй женщиной и глубоко верующей. И еще очень красивой. Словом, мне от нее не передалось ничего, кроме темных, густых волос. Только я их всегда коротко стригла, потому что вся моя внешность была мальчишеской, да и характер отчасти. Не оттого ли, что всю свою жизнь я прожила с отцом? Ему хотелось, чтобы я унаследовала от матери ее утонченность, которой он наделил своих героинь, но, видимо, это не передается по наследству…
Войдя в дом, я сделала широкий жест:
— Прошу! Кухня — направо. Все остальное, если тебе необходимо, — налево.
— Не сейчас, — застенчиво сказал Том.
Подавившись смешком, я побежала на кухню, и он, естественно, последовал за мной.
— Садись, Том. Попытаюсь найти чем бы тебя накормить…
Он напомнил:
— Я обещал омлет.
— А может, заказать пиццу?
Том явно был разочарован:
— Ну, если хочешь…
Мне вообще не хотелось есть, я недавно позавтракала, но стало жаль его.
— Я хочу омлет. Но ты вроде в гостях, как-то неловко заставлять тебя.
— А кто меня заставляет? Я люблю готовить.
— А я терпеть не могу. Вообще ненавижу всю эту возню по дому. Пылесосить, стирать…
— Неужели тебе приходится этим заниматься? Я думал твой отец был состоятельным человеком.
Я мысленно согласилась: «Был. Пока полгода назад не добрался до Лас-Вегаса…»
— Теперь приходится.
— Извини.
— Ты тут ни при чем. Вот тебе молоко и…
Тут он вдруг вскочил и вытянулся, потом, словно спохватившись или испугавшись чего-то, быстро взглянул на меня. Я обернулась. На пороге кухни, как идиотка, улыбаясь во весь рот, стояла Джун, такая же вся светленькая, пышненькая и кудрявенькая, как обычно. Слегка похожая на Дрю Бэрримор, но без наивного обаяния той.
Демонстративно отвернувшись, я продолжила, обращаясь к Тому:
— Молоко и яйца. Что еще нужно для омлета?
— Сковороду, — сказала Джун.