Книга Германский Генеральный штаб. История и структура. 1657-1945 - Вальтер Гёрлиц

Однако уже наступали перемены. В середине века в изысканный мир рококо ворвались два события: индустриальная революция и просвещение. С наибольшей очевидностью это произошло в Англии и Франции. Спекулянты скупали родовые имения, и это было знамением времени. Деловая активность буржуазии и ее способность «делать деньги» начали ощутимо прорывать заколдованный феодальный круг. Эти изменения тут же нашли отражение в сфере военной деятельности. Техническая компетентность стала представлять опасность традиционной табели о рангах, особенно в артиллерии, которая теперь, по существу, стала оружием государства. Герхард Иоганн Шарнхорст, сын фермера-арендатора, начал карьеру в качестве офицера артиллерии в ганноверской армии. Даже Пруссии не удалось устоять против скрытой классовой войны, которая была вызвана стабильным притоком офицеров из среднего класса в артиллерию и инженерные части.

Тем временем военная мысль XVIII века занималась тем, что называется reductio ad absurdum[2]. В неких умах возникла убежденность, что военное искусство, по сути, является предметом математических вычислений. Этого мнения придерживались фон Темплехоф, прусский полковник артиллерии, и Дитрих Генрих фон Бюлов, барон, гвардейский офицер. Теории Бюлова страдали метафизичностью; он чрезвычайно увлекался формальными моментами. В квартирмейстерском штабе самым известным представителем «математического» направления был полковник Кристиан фон Массенбах. Вне всякого сомнения, измышления подобного рода привели к исчезновению эффективных форм борьбы. После чего фон Салдерн, один из генералов времен Фридриха Великого, заявил, что суть всей военной подготовки лежит всего лишь в преобразовании учебного плаца.

V

Застой военной системы Фридриха Великого привел к бюрократизации армейского командования. При Фридрихе-Вильгельме II, преемнике Фридриха Великого, стало ясно, что для управления всеми делами монархии сил одного человека слишком мало, в особенности если этот человек предается радостям жизни, как это делал монарх. Вот почему в 1787 году был образован Высший военный совет (Ober-Kriegs-Kollegium), под руководством двух фельдмаршалов, графа Брунсвика и фон Меллендорфа, совет, исполнявший роль верховного военного органа. В совет входили три ведомства: одно занималось вопросами мобилизации и снабжения, другое – оснащением армии, а третье патронировало инвалидов войны. Кроме того, по крайней мере теоретически, под контролем совета находились генерал-адъютантское и квартирмейстерское ведомства. Генерал-адъютант пехоты, кем бы он ни был, подчинялся генерал-адъютантскому департаменту, который занимался вопросами, связанными с офицерским составом, гарнизонами, вооружением и всеми правовыми и уставными вопросами. В состав квартирмейстерского штаба входило от двадцати до двадцати четырех человек; теперь у них появилась собственная форма. В пехоте форма штабных офицеров состояла из бледно-голубого мундира с красной обшивкой и темно-желтого жилета и брюк; у артиллерийских офицеров мундир был белым. Помимо уже перечисленных обязанностей этот департамент в 1796 году попросил разрешения заняться типичной для Генерального штаба деятельностью, а именно составлением военных карт. С этой целью к квартирмейстерскому штабу были прикомандированы тринадцать инженеров-географов, топографов, местом расположения для которых был избран королевский замок в Потсдаме. По большей части эти «инженеры-географы» являлись представителями среднего класса, буржуазии; юнкеры считали ниже своего достоинства возиться с цветными карандашами и циркулями.

В дальнейшем время от времени происходил кадровый обмен между генерал-адъютантским и квартирмейстерским департаментами. Первый пехотный генерал-адъютант полковник фон Гессау впоследствии возглавил квартирмейстерский департамент. Но даже в этом случае департаменты продолжали соперничество. В конечном итоге генерал-адъютантская служба добилась господствующего положения не только по отношению к генерал-квартирмейстерской службе, которой так и не удалось подняться выше уровня обычной технической службы, но и над Высшим военным советом, который, имея весьма смутные представления о круге своих обязанностей, в значительной мере пострадал от этих разногласий. В результате генерал-адъютантская служба превратилась во всемогущий военный кабинет прусских королей, государство в государстве. По крайней мере одна из причин активных призывов Штейна к реформированию военного кабинета заключалась в способности кабинета с помощью секретной информации оказывать влияние на короля. Однако, несмотря на недостатки, генерал-адъютантская служба, как показало время, была наиболее близка к современному Генеральному штабу.

VI

Как ни странно, прусская армия продолжала оставаться признанным образцом для Европы, причем настолько, что непосредственно перед французской революцией французский военный министр подумывал о переносе во Францию военной структуры и строевого устава Пруссии. Французская революция явилась поворотным моментом во всех сферах жизни, включая военную, и в очередной раз продемонстрировала жизнестойкость Франции.

Ничто в то время не представляло большего контраста, чем настроения, царившие в Германии и Франции. После изнурительной Семилетней войны Германия истосковалась по миру. Это стремление к миру нашло свое отражение в трактате Канта «К прочному миру», в котором война обличается как разрушитель добра и источник всяческого зла; подобные рассуждения встречаются у Шиллера и в работах Гердера. Во Франции торжествовали иные чувства. Французская революция несла не только идею свободы и равенства, она породила национальное государство, которое, в свою очередь, создало феномен вооруженного государства, да и в целом продемонстрировала новые потенциальные возможности. Развитие Пруссией этой концепции стало одним из непредвиденных следствий революции, которое, по примеру Германии, в свое время подхватили восточные славяне.

Французы постепенно стали разочаровываться в существующем положении, и умеренные лидеры Национального собрания, искренне стремившиеся примирить старорежимных офицеров с революцией, неожиданно столкнулись со следующей проблемой. Высказывалась мысль предложить командование революционной армией графу Брунсвику или гессенскому генералу и министру графу Эрнсту Генриху фон Шлифену, последователям школы Фридриха Великого. В 1791 году строевой устав французской армии практически не отличался от устава королевской армии.

Борьба со старыми порядками в армии началась в то время, когда к власти пришли наиболее радикальные элементы революции, якобинцы. Многих офицеров казнили только по причине их благородного происхождения; казармы, парадные плацы и все то, что напоминало о прежней железной муштре, стало вызывающими отвращение символами старого порядка. Во многих полках были сформированы «солдатские комитеты», прообразы «солдатских советов» 1918 года. В то время как в Страсбурге проходил съезд полковых делегатов, двадцать тысяч моряков подняли мятеж в приморском Бресте.

Национальная гвардия, организованная с целью защиты имущих классов, постепенно превратилась в исходную ячейку народной армии. Когда в 1792 году Пруссия, Австрия, Англия и Испания создали коалицию против французской революции, лидеры революции взывали к патриотизму широких масс, и депутат Дюбои-Кранч внес в Национальное собрание законопроект о всеобщей воинской повинности. Этот законопроект тут же обрел силу закона, и с легкой руки Бара началось прославление ставшего под ружье народа.