Книга В радости и в горе - Кэрол Мэттьюс

— Да.

— Ничего не забыла?

— Постаралась не забыть, по крайней мере.

— Зря ты иронизируешь. Вспомни, как я резинкой прикрепляла твои варежки к школьному пальто, потому что ты их всегда где-нибудь оставляла. Если бы я имела по фунту с каждой пары, которую ты теряла, то сейчас жила бы на той же улице, что и Барбра Стрейзанд.

— Ладно, мама.

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц, похоже, сожалел о том, что заставил ее ответить на этот телефонный звонок. Она послала ему ответный взгляд: «Я-тебя-предупреждала».

— Мне надо идти. Надо кормить кота.

— Ты избаловала это животное.

— У меня нет никого другого, кого я могла бы осчастливить своей любовью.

— А как же я?

— Ну, кроме тебя.

— Я очень надеюсь, что скоро ты кого-нибудь найдешь. Я была бы отличной бабушкой.

— Вот это меня совершенно не беспокоит. Сейчас я еще не готова к серьезным отношениям.

— Для начала можно было бы просто с кем-то переспать…

— Мам!

— Я теперь все знаю о презервативах. Миссис Керби в аптеке рассказала мне о них, когда я стояла и ждала, пока приготовят мое лекарство. Никогда не спи с мужчиной, который покупает презервативы маленького размера.

— Мне надо идти, а то обед скоро просто сгорит.

— Жаль, что я не могу поехать с тобой.

— Сейчас уже поздно что-то менять.

— Мне следовало бы быть там. Не понимаю, почему Марте понадобилось устраивать свадьбу в такой спешке.

— Ну, это ее дело. Может быть, она боится, что жених передумает, если она во весь опор не побежит к алтарю.

— Да, она долго лежала на полке в ожидании своего покупателя, — протянула мать.

— Она не особенно запылилась.

— Но раз уж она столько ждала, то, надо думать, с первого же раза нашла именно то, что надо.

Прямое попадание, мамочка.

— Я расскажу тебе обо всем, как только вернусь.

— Ничего ни у кого не бери, если попросят провезти что-то. Особенно если это будет похоже на тальк. Это может оказаться высококачественным героином, и закончится все тем, что ты будешь исполнять танец живота в каком-нибудь турецком борделе. Об этом все время пишут в «Женском царстве». Вы, молоденькие девушки, просто не понимаете, сколько опасностей вас подстерегает.

— Я уже не молоденькая девушка, мама. Мне тридцать два года. Я — серьезная женщина, уважаемый член общества и уже с двенадцати лет была уравновешенной и рассудительной. Помнишь, что они всегда писали мне в школьных характеристиках?

— Что ты уравновешенная и рассудительная девочка, — согласилась мать.

— С тех пор ничего не изменилось.

— И в самолете не разговаривай ни с кем из мужчин, в которых есть хоть что-то необычное. Если твое место будет рядом с кем-то подозрительным, попроси их пересадить тебя. Они обязаны это сделать. Это записано у них в правилах.

— Мне нужно идти. — Джози приступила к выполнению правил Последовательного Завершения Разговора. Надо начать отсчет. Пять. Джози наклонила голову с трубкой к аппарату.

— Передавай там всем привет от меня.

— Обязательно.

Четыре. Чуть ниже.

— Как только приедешь, позвони мне, а то я буду волноваться.

— Обязательно позвоню.

Три. Еще ниже. Все идет как надо.

— Обещай.

— Обещаю.

Два.

— Я люблю тебя, Джозефин Элен.

— Я тоже люблю тебя, мама.

Один. Пора. Кладу трубку на базу. Ну вот, стыковка прошла благополучно.

Покорно выслушав все дотошные наставления, Джози посмотрела на часы. Неплохо. Почти мировой рекорд. Поднявшись наконец с дивана, она вновь увидела кота. Обессилевшее животное едва стояло, прислонившись к косяку кухонной двери. «Да, если вначале ты только притворялся умирающим от голода, то теперь твой живот уж точно решил, что тебе перерезали горло».

Жалобное мяуканье подтвердило ее догадку.

Телефон зазвонил вновь, и кот упал без чувств. «Да, рано радовалась». Опять звонок. «Может быть, это какая-нибудь соседка еще не поведала мне горестную правду о своем здоровье? Или мойщица окон не успела рассказать о последних событиях своей бурной половой жизни?» Телефон продолжал звонить, а кот продолжал посылать немые мольбы о помощи. «Нет, это она. Надо подойти. Она же знает, что я дома», — сказала ему Джози. А телефон все звонил и звонил. «Подожди одну минуту!»

Джози сняла трубку:

— Мама?

— А какая у него машина?

— Дэмиен!

— Деловая или спортивная?

— Дэмиен, оставь меня в покое!

— Ты столько сидела на телефоне! С ним говорила?

— С мамой. Хотя тебе я отчет давать не обязана.

— Он тебе дороже, чем я?

— Дэмиен, даже зубная нить и та дороже, чем ты.

— Ах вот как. — Она слышала, как ее бывший муж тяжело вздохнул. — Джози, я…

— Мне некогда, Дэмиен. Прощай.

— Джози…

Джози хлопнула трубку. Кот вздохнул с облегчением. «Теперь нас с тобой прикончат», — объявила она ему.

Джози зажгла свечи и поставила их на стол. Это были красные свечи, купленные ею на последний Валентинов день, но их так и не зажгли, потому что Дэмиен позвонил ей и сказал, что допоздна будет работать над одним очень важным проектом. Да, наверное, стягивать трусы с толстого зада этой штучки было делом чрезвычайной важности. Домой он заявился только в два часа ночи, пьяный в стельку. И от него несло духами. На следующее утро, извиняясь за вчерашнее, он сказал, что для поддержания отношений с заказчиками им всем пришлось пойти в бар. А потому свой заботливо приготовленный обед ей пришлось съесть в гордом одиночестве.

Сегодня она накрыла стол на одного и принесла готовую лазанью со сниженным количеством жира (и сниженным качеством вкуса). Передержанная в микроволновке, лазанья приобрела по краям малоаппетитный черный цвет и стала не более съедобной, чем тротуарная плитка, при этом внутренность ее осталась первозданно белой, сырой и едва теплой. Салат-латук был вялым (прошло уже два дня, как истек срок годности, но перед отъездом она хотела освободить холодильник, а выбрасывать еду ей всегда было жалко).

— На вот тебе, наконец, попрошайка ты мой, — умиленно произнесла она, поставив на стол тарелку далтоновского фарфора с консервированной кошачьей едой. На тарелке были изображены жених с невестой в рамке из золотых сердечек и такого количества цветов, что трудно даже сосчитать.

— Вот мы сейчас покушаем…