Книга В радости и в горе - Кэрол Мэттьюс

— Могу я сейчас зайти повидаться с тобой?

— Можешь. Но меня не будет дома.

— Ты куда-то уходишь?

— К тебе это отношения не имеет.

— Но я все еще твой муж.

— Это всего лишь небольшая юридическая формальность. — Джози выпрямилась и зашикала на кота, который завыл и напустил на пол лужу, так бешено таращась на нее, что, казалось, у него вот-вот пойдет пена из пасти. — Слушай, не могу больше говорить.

— А что случилось?

— Знаешь, Дэмиен, у меня своя жизнь.

— У тебя кто-то есть?

Джози рассматривала ярко-красный лак на пальцах ног, бравируя сама перед собой и притворяясь, что все это ей совершенно безразлично. К завтрашнему дню надо перекрасить. Ярко-красный и сиреневый шелковистый, который, пожалуй, первым приходил на ум, были уже явно не актуальны с точки зрения сегодняшних тенденций в моде. Кот-Ранее-Известный-Как-Принц в отчаянии бросился на пол.

— Да.

— У вас это серьезно?

— Мы много времени проводим вместе.

— Вот как. А он красивый?

— Да.

— Вот как.

— Мне пора. Мы сегодня с ним обедаем.

— Вот как. — Последовало грустное молчание. — Ты его любишь?

— Мне не нравится этот разговор, Дэмиен. — Это должно было отяготить его сердце еще более тяжким бременем.

— Он богат?

— Дэмиен, думаю, лучше тебе больше мне не звонить.

— Я не хочу терять тебя.

Уголки ее рта опустились, и она чуть прикусила губу, подавляя чувства, которые все время норовили просочиться наружу, стоило ей только чуть ослабить свое внимание.

— Ты уже меня потерял.

Она положила трубку и прижала к груди подушку. Подушки были той роскошью, которую она позволила себе теперь, когда стала сама выбирать, что ей купить для украшения дома. Дэмиен считал их совершенно недопустимыми, так же, как и плетеные настенные панно, корзины для белья из ивовых прутьев и жакеты без воротника и пуговиц. Он упорствовал, считая их безнадежно устаревшими, и больше всего боялся, что сам может произвести на кого-то такое же впечатление. Поэтому-то ей и приходилось так долго мириться с тем неуютным диваном, который теперь был отдан в безраздельное пользование уличным нищим.

Телефон зазвонил опять, резко и настойчиво. Кот-Ранее-Известный-Как-Принц выворачивался наизнанку, то вытягиваясь с безразличным видом, то катаясь по ковру гостиной, тонко намекая на крайнюю степень голодного истощения у животного, чьи стати достойны «Оскара», никак не меньше. Окажись здесь голливудский красавец Кеннет Брана, он наверняка испугался бы за свои гонорары. Телефон продолжал трезвонить, и Джози закусила конец подушки, нахмурившись от нерешительности. Дэмиена с нее было уже достаточно. Этот вампир, откусывая по маленьким кусочкам, и слона бы съел! Кот-Ранее-Известный-Как-Принц бросил на нее говорящий взгляд: «Всех-грехов-ради-возьми-же-ты-наконец-трубку!» И Джози схватила ее:

— Дэми…

— Почему ты так долго не берешь трубку?

Джози разжала пальцы, выпустила ни в чем не повинную подушку и откинулась на спинку дивана. Предстоял разговор, который лучше всего было вести в горизонтальном положении, а еще того лучше — с большим стаканом джина в руке.

— Здравствуй, мама.

— Ты что, опять говорила с этой мерзкой тварью?

— Со служащим банка?

— Да нет, с этим ничтожеством, твоим бывшим мужем.

— Мам…

— Вы же так долго были вместе!

— Мы были женаты пять лет.

— Ты понимаешь, о чем я, — ее мать презрительно фыркнула в телефонную трубку. — И я прекрасно знаю твой характер. Стоит ему сказать ласковое словечко, и ты, задравши юбку, понесешься к нему, сверкая трусами. Если, конечно, ты их носишь.

— Мам!

— Он никогда не был тебя достоин.

— Мам! Никто никогда не был меня достоин. Никто из моих друзей тебе никогда не нравился.

На другом конце провода обиженно замолчали.

— Мне нравился Клайв.

— Клайв?

— Клайв был довольно милым. В своем роде, конечно.

— У меня никогда не было друга по имени Клайв.

— Нет, был. — В голосе матери зазвучала досада. — И это был очень приятный молодой человек. Всегда носил шарф.

— Я никогда не встречалась ни с кем по имени Клайв.

— Он ездил на «Остине аллегро». На оранжевом. Машина принадлежала его отцу.

— Ты что-то путаешь.

— Тебе надо было выйти за Клайва. Он не из тех, кто бросает жену ради зада в облегающих трусиках.

Никакого Клайва у нее никогда не было. И шарфа она не помнит. И «Остин аллегро» тоже.

— Знаешь, папаша твой был такой же. Всегда только секс, секс, секс. Утром, днем, вечером. Это единственное, о чем он мог думать.

В течение тридцати лет, что Джози знала отца, он никогда не отваживался ни на что большее, чем возню с цветочными горшками в сарае, и его, казалось, гораздо больше занимали пеларгонии, чем плотские удовольствия. Однако он мог как-то мягко урезонивать ее мать, когда она в чем-то переходила границу допустимого; после его смерти уже никто не был в состоянии обуздывать ее, когда ее слишком уж заносило.

— А все эти женщины, которые стали сжигать свои лифчики! После этого он уже никогда не был прежним.

Джози досчитала до четырех — до десяти она бы не выдержала.

— Мама, у меня еда в микроволновке.

— Что?

— Я готовила, когда ты позвонила. Микроволновка только что отключилась. Надо вынуть, а то все сгорит. То есть вытопится. Пропадет.

— Надеюсь, что это не жирная курица, как в прошлый раз?

— Нет, в этот раз я решила быть умницей и купила жаркое по-итальянски.

— Молодец, девочка. За тебя можно не беспокоиться.

— Знаю. — Беспокойся уж лучше о глобальных проблемах, обо всем Западном полушарии и о девяти десятых его населения.

— Ты уже собралась к завтрашней поездке?

Джози бросила нервный взгляд на упакованный чемодан в углу комнаты. Ее матери не обязательно было знать обо всех ее сомнениях по поводу этой поездки. В первый раз она поедет куда-то одна, в своем новом качестве уже почти разведенной женщины, и у нее сводило живот от смешанного чувства страха и волнения. Ей придется самой позаботиться о билетах, паспорте и деньгах на поездку. Раньше все это делал Дэмиен. Она переживала, сможет ли сама справиться с багажом, потом решила, что лучше положиться на автоматизированный транспортер в аэропорту, который уж наверняка лучше, чем какой-нибудь мужчина, знает, что с ним делать.