Книга Феодал. Усобица - Александр Логинов

С остатками рода, Серафим ушел на Русь, но в пути они нарвались на сильный литовский отряд, усиленный литовскими татарами. Короткая схватка закончилась поражением татар. Выжившие в той сече — поступили на службу к победителям. Литвины охотно брали татар на службу. Вот только Серафим, улучшив момент, задушил сторожа и украв лучшего коня из табуна, сбежал и долго добирался до родного княжества кружным путем.

— Ладно, пошли спать, игумен скоро обход начнет, уж нам не поздоровиться, — подвел итог Серафим и повел брата в избу для странников. Монахи расходились по кельям, уже церковный надзиратель проверял, закрыты ли ворота в монастырь, монастырский сторож заступал на службу, а крестьяне, закончив свои дела, спешно отправлялись на боковую. Жизнь в монастыре замерла.

Новокщен[4]татарин Евграф всю ночь глаз не сомкнул. Случайно подслушанный разговор не выходил из головы, но решиться на измену у татарина не хватало духу.

В маленькой келье царил полумрак. Тусклый свет двух сальных свечек едва позволял различить лица собеседников: старца, некогда бывшего князем и сорокалетнего воина в монашеской рясе, внебрачного сына московского князя, рожденного пронской княжной. Грех спрятали от глаз общества, даже сам Пронский князь не догадывался о не праздности княжны, срочно уехавшей на богомолье в Константинополь, а на самом деле скрывавшей свой грех в одном из дальних монастырей. Новорожденного назвали княжеским именем Роман и оставили в обители. Именно красавица княжна послужила причиной благосклонного отношения Москвы к Пронскому княжеству. Московский князь использовал свою страсть на благо своему княжеству. Пронские удельные князья попали под влияние Москвы, оставаясь номинально уделом Резанского княжества.

— Ну? — монах нетерпеливо протянул руку.

Воин отстегнул от пояса деревянный футлярчик и вложил его в протянутую ладонь.

— На словах что велено передать? — монах отвернулся от собеседника, подвигая медный подсвечник ближе к себе и отвинчивая крышку футляра.

— Недоволен царь, — тяжело вздохнув, сказал собеседник.

— Хм…Мало дали? — монах вновь развернулся к собеседнику.

— И это тоже, — покачал головой Роман.

— Неужто старая лиса прознала про Кичима[5]? — на лице старика проявилась нешуточная озабоченность.

— И про Кичима вызнал… — воин утвердительно кивнул головой. — Как вестник прискакал, царь чуть головы нам не по-отрубал.

— Вот собака! — не удержался монах от комментария.

— Так, все одно, рано или поздно, вызнал бы Махметка — послухов у него немало.

— Что сделано — не воротишь…все в руках божьих.

— Правильно ли мы сделали, оказав помощь Кичиму? — неожиданно спросил Роман.

— Махметку так и так придется убирать… пускай это сделает Кичим, — не сразу ответил монах.

— Вот только обойдется это не дешево, — возразил собеседник.

— Не дешево, — согласился старик. — Но не дороже серебра.

— Думаешь, все получится?

— Уверен. Перегрызутся, как дворовые псы из-за кости с мозгом, — усмехнулся старик.

— Пятнадцать тысяч! Сто пятьдесят пудов серебра — хорошая кость. Может, не стоило платить выход всем сразу?

— Опять ты за рыбу деньги! Выход уплачен.

— Страшно, — покачал головой Роман.

— Что страшно? Что хана Орды мы утверждаем? — властным голосом спросил старик. — Таки того и добивались все эти годы. И не в первой нам ставить своих ханов. Вспомни Узбека… Хотя о чем это я? Молод ты, что бы царя природного помнить… настоящий был царь!

— Все одно, опасаюсь я, что не будет в Орде свары, — продолжал упорствовать Роман.

— Поможем воинами Кичиму, он и ударит. А по весне, пойдешь в Булгар. Дашь тамошнему хану поминок, и слова нужные нашепчешь. Пускай наймет воинов, если хочет стать царем в Орде.

— И этот тоже? — очень удивился Роман.

— Что прав у него нет? — недобро усмехнулся старик. — Времена ноне другие. Кто силен, тот и прав. Главное, не до Руси поганым[6]будет. А от эмиров-изгоев мы как-нибудь отобьемся.

— Резанскому князю это не понравится.

— А мы его спрашивать не станем. Послухи мне докладывают, что послы от Махметки были у Ивана Федоровича. Тайно. Сулили многое, лишь бы только помощь оказал.

— И что князь?

— Хитер князь аки лис. Все простачком прикидывается, но понимает, что Махметке верить не след. Обманет, как пить дать. И Кичим на Резань зуб давно точит. Ему, куда не кинь — всюду клин. Как не крути, а без Москвы резанцу свое княжество не отстоять. Ты вот чего, под видом простого воина пойдешь с московским боярином в наезд[7]на хинови[8]. Присмотри там за нашим служилым князем. Особо вызнай, о чем он с бусорманами говорить станет. Если вдруг переманивать к себе начнут…

— Понял, — криво усмехнулся Роман, хватаясь за костяную рукоять булатного кинжала.

— Серафим живой ли? — вдруг спросил монах, протягивая руку к ларцу. Осторожно открыл украшенную «узорочьем» крышку и достал из недр ларца несколько свитков.

— Живой и здоровый, — Роман развел руками. — Чего ему станется.

— Отправишь его в Литву. Людей подбери верных. Казну повезет Серафим, — сообщил монах, незаметно наблюдая за реакцией Романа, но воин отреагировал на новость совершенно спокойно. — Грамотку вот возьми, пускай Серафим передаст лично в руки Сведригайло, а на словах пусть шепнет, что серебра мы дадим не жалеючи, вот только должен он договориться с великим магистром. И если у него не сладится с орденом, то серебра ему не видать. Пусть так и скажет.

— Литва и Орден? Занятно, — Роман усмехнулся в густые усы. — Серебро делает врагов друзьями.

— А друзей — врагами, — добавил монах. — Есть еще одно поручение. Сам решай, кого пошлешь. Нужно в Псков сбегать. Отвезти поминки боярам, что держаться руки московского государя. Евфимий ноне собрался наместника своего поставить в Пскове. Пусть бояре псковские подумают хорошо. Можешь обещать им, что Ордену и Литве не до Пскова будет ноне, но если плохо думать будут бояре, то все может иначе случиться…