Книга 50 & 1 история из жизни жены моего мужа - Екатерина Великина

Справа – двое из ларца – мозг и «Нате»:

– Заряди жопу, живот и ляжки, а мозги зарядятся, когда тебя бросит муж.

Посередине – пицца с какой-то особенной заморозкой.

(Дима, в моей смерти никто не виноват, заначка в зеленом носке под полотенцем, не обижай Ф., лучший материал для памятника – мрамор.)

– А неча пялиться по сторонам. Читай лучше книжку.

С моим мозгом лучше не спорить, поэтому я сглотнула слюну и открыла «Мрак над Джексонвиллем»: «…Широко улыбаясь, Томми Уэитс поднял метлу, вставил ее палку себе в правое ухо и резко ткнул. Раздался хруст, и из проткнутого уха хлынула кровь, но он все равно улыбался, длинным острым языком облизывая растрескавшиеся старческие губы. В разорванном животе его копошились белые личинки червей…»

(А вот, бывало, бабушка моя фаршировала уткино брюхо яблоком… Поперчит, уложит в латку, крышку придавит, и через полчаса по всей квартире запах… И никаких червей, сплошная вкуснота… А если встать и выйти прямо сейчас, то у них на углу продают чебуреки и хамсу…) – Сидеть! Глаза закрыть! – Мозг весь покраснел и надулся. – Наша остановка через одну.

(А ведь хамса и чебуреки продаются практически везде и совсем-совсем недорого стоят, это даже и с закрытыми…)

– Открыть глаза! Дышать глубоко. Думать о бабушкиных трусах. Да-да, пятьдесят пятый – это не предел.

Выйдя из метро, я поняла, что рекламные плакаты – это так, семечки.

(Со скорлупой, жареные, можно еще даже маслица чуть-чуть в сковородку подлить, и солью присыпать, и грызть. 650 калорий в 100 граммах, итого, если съесть десять штук или даже двадцать…)

Путь шел вдоль железнодорожной станции. А что такое железнодорожная станция? Нет, это вовсе не вонь от поездов, торг носками и синие пластиковые сортиры. Это безумное количество хавки для приезжих. Пончиковые, блинные, «Крошки-картошки», сарделечные, сосисочные и бабки с пирожками на углу.

В шашлычную я метнулась с такой скоростью, что мозг перелетел через порог и впечатался в барную стойку.

– Мне, пожалуйста, корейки два… нет, три куска. У вас есть большая корейка?

– У них есть, – мрачно сказал мозг. – Звали Барсиком… или Буськой.

– Плевать! – ответила я мозгу.

– А пьяная компания за столиком слева наверняка будет к тебе приставать, – еще более мрачно сказал мозг.

– После Буськи мне будет все равно, – парировала я.

– У тебя дети, – начал скулить он.

– А у тебя рак! – разозлилась я.

За этой словесной перепалкой мы совсем не заметили официантку.

– Полчасика подождете? – спросила у меня она.

Это был удар ниже пояса. В контору требовалось явиться вовремя, дрожащей и с пачпортом. Сглотнув три с половиной литра слюны, я направилась восвояси.

Заведение к жратве не располагало. Запах охранников, пыли и бумаги может вогнать в аппетит разве что конторскую мышь, а оттого на нужный этаж я поднялась уже более-менее спокойной.

– Здесь уж точно не кормят, – радостно подпрыгивал мозг. – Кажется, можешь расслабиться. Уж теперь нам эти калории нипочем, теперь-то мы…

– Вот вам, Катя, шоколадка. Так сказать, за знакомство. Вы присаживайтесь, присаживайтесь. Чайку не налить?

– Скажи, что нам не нужен шоколад.

– Пошел на хуй, это невежливо.

– Забудь ее на столе.

– А может, мне тебя на столе забыть?

– Пятидесятый размер.

– Куриная задница. Жареная. На растительном. Если с красным перцем и еще с черемшой и с соуском…

– Умрешь с жирной задницей.

– Это уже было.

К моменту моего выхода из заведения мозг окончательно обнаглел и перешел на морзянку:

– Ты-не-будешь-ее-есть-ты-не-будешь-ее-есть-ты-не-будешь-ее-есть-фиг-с-тобой-купи-диет-ко-лы-и-«Тик-так»-только-не-шоколад.

«Тик-так» прошел быстро и совсем незаметно для меня, зато весьма зрелищно для очереди за билетами. Нет, когда я засыпала в себя первую пачку, народ выглядел более-менее нормально. А вот когда дело дошло до четвертой коробочки, у меня возникло ощущение что я на острове Пасхи: грустно, жарко и вокруг сплошные каменные рыла.

«Заряда свежести» хватило на три остановки. Дальше надо маслом.

Представьте: час пик, хренова гора народу в вагоне («вносит» и «выносит»), посередине я, впечатанная в дверь какой-то студиозой, сумка болтается внизу, а в сумке томится шоколад. Где-то ближе к «Третьяковской» соображаю, что вот теперь точно сдохну, если не сожру, час «икс» настал, гори все синим пламенем, пусть будут бабушкины трусы, жирная попа и Третья мировая. Только-только я руку с сумкой повыше поднимаю, студиоза начинает к себе рюкзак жать, глаза таращит и вообще дышит. Я еще чуть повыше, и она шевелится – небось думает, дура, что я сейчас у нее мобильный собираюсь стащить. Ну я, естественно, глядя на нее, распереживалась и, чтобы пояснить ситуацию, говорю:

– Вы, барышня, не пугайтесь, у меня там шоколад.

Думаю, если бы я ей сообщила, что там у меня бомба, эффект был бы меньшим: распихивая народ сумкой, студиоза понеслась к выходу и выскочила из вагона на ближайшей станции.

* * *

Кстати говоря, шоколадку я так и не съела. Аппетит, блин, пропал. Он такой… аппетит этот… то нет, то есть… как пенка на молочном коктейле…

(Если хорошенько взбить и не пожалеть мороженого, да еще варенья побольше натрусить и каких-нибудь фруктов, и…)

ЗЫ

А еще у меня завтра гости. Звонят сегодня:

– Кать, все будет культурно. Пить не будем. Привезем торт.

Нет, я все-таки сдохну.

НОВЫЙ ГОД

Я не знаю, как это так получается, но к Новому году я всегда подхожу с одним и тем же результатом – пустыми карманами, пачкой прошлогодней кильки и мега-планами «Как я все устрою за три часа, если найду на дороге триста рублей».

Когда в ЖЖ строчат поздравления, обсуждают подарки и вешают бахвальские посты про двадцатикилограммовых гусей в сахарной корочке, я морщусь. Ну правильно, на фига нам низменная кура? Мы, понимаете ли, барышни с тонкой душевной организацией, питаемся исключительно мужской слезой и любовной лирикой (картошка со шкварками не в счет).

За несколько дней до события у меня возникают первые сомнения.

– А вот не купить ли, к примеру, рыбки? – рассуждаю я. – Оно ведь и вкусно, и не брутально, а главное, хоть что-то будет заранее.

– Так уж и рыбки? – всенепременно отвечает мне Дементий. – А что, тридцать первого рыбка снимется назад, в Тихий?