Книга Осень для ангела - Сергей Шангин

Необычность та не была с ним от рождения. Все случилось неожиданно для него самого, вскорости после того, как Ивана Васильевича назначили на должность директора.

Работа директора кладбища по сути своей несложная, ответственность невеликая, отродясь на этой должности всякие неудачники да выпивохи работали. Как говорится, кто бы ни работал, лишь бы место не пустовало.

Потом новое поколение директоров пошло. Осознали они, что кладбище в натуре хороший кусок масла на их хлеб принести может. Приходит к тебе человек горем убитый, ему близкого человека похоронить нужно, он еще и в себя не пришел.

А тот ему все быстренько на пальцах покажет, квитанцию выпишет и раз-два, а точнее раза в два-три дороже те похороны выйдут. Но в верхнюю контору для отчетности документик другой уйдет, правильный, с цифрами, которые из тарифов следуют, а не из головы директора.

Только сколько веревочке не виться, а придется отвечать по закону. Вот и срываются новые директора через год-два с насиженного места, как перелетные птицы, подальше от обманутых родственников и обиженных покойничков.

А тут приличный человек совестливый в трезвом виде в должность вступил — необычайное событие для кладбища. По всем статьям необычайное. Такое событие по первому каналу освещать надо, а мы стыдимся. Мол, неудобно как-то, не президент ведь и не банкир, люди нас не поймут. А люди то они правду сами от кривды отделят, им поменьше помощников, что в уши дуют и все будет в порядке.

Иван Васильевич, если быть уж совсем откровенным, всей значимости подобного назначения не осознал. После завода кладбище ему казалось мелким складом при цехе, не более того. Нет в нем размаха, шума станков, заводной мощи, механической или электрической.

Но людям поверил, что событие весомое, значимое и знаковое. Кабы у нас все чиновники такими были, как ты, Иван Васильевич, твердили ему соратники, то мы бы давно уже при коммунизме жили. Вот так и никак иначе!

По такому необычайному случаю Иван Васильевич собрал коллектив в зале для прощаний и положенным образом обмыл вступление в должность. Народ надо уважить, народ это заслужил.

Кто знает, если такими шагами карьера пойдет, то в следующем году он Кремлевским кладбищем заведовать будет, а там и о президентском месте подумать можно, — судачили гости после литры выпитой.

Тосты поднимали за процветание, за повышение, за настроение и сбычу мечт. От выпитого ли, от шума ли, в самый разгар веселья у Ивана Васильевича неожиданно закружилась голова, ноги стали ватными, все померкло в глазах, угасли звуки, и окунулся он в беспросветный мрак.

* * *

И чудится Ивану Васильевичу, что сидит он на краю облака белого, навроде как в кресле. Весь как есть, то есть в костюме и при галстуке. Одна незадача, что без ботинок. Куда ботинки подевались, коза их задери, нет никакого понятия.

В другое время махнул бы он рукой на то странное обстоятельство, но в данный момент никак не можно сей факт из виду упустить. Потому как в отсутствии правого ботинка на всеобщее усмотрение выступает дырка на носке, аж большой палец наполовину из носка торчит.

Ну и шут с ним, скажут некоторые, эка невидаль — дырка на носке, у иного и носков нет вовсе. Вопрос неоднозначный. Когда дома и один — и не вопрос даже, а тут рядом другой товарищ сидит. Поэтому и неудобство в чувствах получается.

Старичок такой весь седой в белом не то халате не то накидке и в сандалиях на босу ногу. Сидит, насвистывает что-то веселенькое и ножками в воздухе болтает, бороду почесывает. С интересом на Ивана Васильевича поглядывает, но беседы не начинает.

А у того вопросов в голове тьма. Как он тут оказался, почему с облака не падает и что, собственно говоря, произошло? Вопросы есть, а ответить некому, разве что к старичку обратиться за помощью, который из себя постороннего гнет.

— Кхе-кхе, — привлек внимание старичка Иван Васильевич, скривив губы в приветливую улыбку.

— Отдыхаете? — улыбнулся старичок и подмигнул.

Подмигивает еще, к чему бы это? Мол выпиваем до одури, в том наш отдых и заключается? Намеки неприличные в том вопросе видятся.

— Даже и не знаю, — осторожно ответил Иван Васильевич, надеясь потихоньку вызнать из старика его должность и принадлежность к профессии.

С виду пенсионер, а копни глубже, так окажется инспектором из профсоюза, что за моральный облик советского гражданина бьются с тем самым гражданином насмерть. С такими старичками держи ухо востро, лишнее слово пользы не принесет, да и дышать лучше в сторонку, учитывая недавнее торжество.

— Чего тут знать, помер — отдыхай! — снова весело подмигнул старичок.

— Не помирал я! — встревожился Иван Васильевич. — Чего бы мне помирать, с какого перепугу, молодой я еще помирать!

— Видать срок пришел, — сочувственно вздохнул старичок.

— Ничего у меня не пришло! — отрезал Иван Васильевич, чувствуя неприязнь к старичку. — Организм крепкий, на сто лет хватит!

— Вышел срок! — строго прикрикнул старичок и хлопнул по облаку, словно по подлокотнику кресла. — У судьбы свое виденье вопроса, начертано помирать, так и с железным здоровьем помрешь!

— Чего это вы так радеете за мое помирание! — возмутился директор. — Помер я или живой — это сугубо мое личное дело! И я бы попросил всяких прохожих проходить мимо, а не совать свою длинную бороду в вопросы чужого помирания!

— Между прочим прохожий то вы будете, а я тут так сказать первый место занял.

— Могли бы и помолчать… из вежливости, — сообразив, что дал ляпу, отыграл назад Иван Васильевич. — У человека горе, помер он, а вы шутки с ним шутите.

— Чего ж тут шутить? — искренне удивился старичок. — Разве ж таким делом шутят? Помер ты, милай, скончался, откинул копыта, склеил ласты, дал дуба, ха-ха-ха, — неуместно развеселился он.

— А вы откуда знаете? — прищурившись, сделав вид, что смех его не касается, упрямо спросил директор. — Сорока на хвосте принесла или резолюция соответствующая вышла по линии профсоюза.

Сейчас узнаем, какого ты поля ягода, старичок-лесовичок, пень замшелый. Похихикаешь тут, ежели в лоб не получишь!

— Профсоюзов у нас тута нету, глупости это ваши профсоюзы. Тут народ весь един, потому что помер. Ты, парень, ваньку то не валяй, забудь про земные глупости и предайся отдыху. И про дырку на носке забудь, явление это для тебя на текущий момент не актуальное.

— В вашем-то возрасте глупости людям говорить грех! — обиделся Иван Васильевич, старавшийся ту дырку в поле зрения старичка не держать. — Не боитесь кары божьей?

— Волков бояться, в лес не ходить, — отмахнулся старичок и захихикал легкомысленно, словно шутку веселую сказал.

Не получилось вызнать принадлежность, хитер старик, не так прост, как выглядит. Ты ему слово, он тебе два, ты ему про Ерему, а он тебе про Фому. Только и мы не лыком шиты, с другой стороны зайдем.