Книга Осень для ангела - Сергей Шангин

Книга основана на событиях, истинность которых некому подтвердить. Но сомневаться в правдивости и непредвзятости рассказанного нет никаких оснований.

Автор

«— Бездушный вы человек, мерзкий, холодный, как лягушка!

— Отчего же? Душевности и обаяния во мне море! Хотите анекдот свежий?

— Душевности в вас много, а вот души нет вовсе! И анекдоты у вас пошлые…»

«Противоречие сказок заключается в том, что слишком часто они правдивее того, что мы считаем правдой».

К нам едет Ревизор!

— Еще вина, Маргарита?

— Не откажусь, Гаврила Степанович! Из ваших рук, хоть яд, хи-хи-хи!

— Что-то ты, Маргарита, захмелела совсем, не пора ли баиньки?

— Надеетесь, Гаврила Степанович, в постель затащить, коли девушка захмелела, хи-хи-ик?

— Скажешь тоже, и в мыслях не держал!

— Что же мы тут три часа сидим, черт старый, коли ты и в мыслях не держишь? Седина в бороду, когда ж тебе бес в ребро встрянет?

— Маргарита-а-а-а!

— Что Маргарита, триста лет, как Маргарита! Я любви хочу, а вы все разговоры разговариваете! Мужчина ли вы, Гаврила Степанович?

— Маргарита, ты что себе позволяешь?

— Что хочу, то и позволяю! В монастырь уйду, попомните еще Маргариту!

* * *

— Пьяный он был… я тебе точно говорю… воротчик ваш был пьяный… в зюзю… на ногах не стоял… ха-ха-ха.

— Брехня, он н-н-не пьет! Морок на ворота навели, как пить дать… а у меня пусто… челове-е-е-к!

— Не-е-е-т, ты согласись, тринадцать мячей пропустить только спьяну можно… ха-ха-ха, упал-отжался.

— Какая у тебя, поручик, морда противная, и-и-ик! Тьфу на тебя!

— Мазила! Плюнуть толком не можешь… и нападающие у вас мазилы… ха-ха-ха! Челове-е-е-е-к, почему у нас пусто в кувшине? Бего-о-о-о-м, упал-отжался!

— Поручик, мне плохо…

— На двор?

— Дурак! На душе погано… ну как он мог, как мог, скотина?

— Ба-а-а, да ты ругаться умеешь, а болтают, что ангелы не умеют, ха-ха-ха!

— Вам бы в ворота столько вкатили…

— Типун тебе на язык!

— … еще бы не так ругался… скотина, и-и-ик!

* * *

«Много лет тому назад в тридевятом царстве в тридесятом государстве жили-были прекрасные люди. Жили они хорошо, потому как повезло им родиться в счастливое и сказочное время. Дома их до самой крыши были увиты зеленым плющом, в садах росли чудесные фрукты и прекрасные цветы. Звери не боялись людей, они приходили в деревни и доверчиво подходили к людям, позволяя гладить себя и кормить.

Однажды юная девушка по имени Фриза познакомилась с юношей, которого звали Гунгольд. Молодые люди полюбили друг друга с первого взгляда. Они поженились и жили долго и счастливо. А потом умерли. Их дети прожили свой срок и тоже умерли. И дети их детей прожили отведенный им срок. Тела их были преданы земле, а души вечно витали среди домов и садов любимого сказочного королевства, не покидая его ни на миг.

Люди не боялись смерти, справедливо полагая, что именно так течет жизнь. Душа рождается в младенце, живет свой срок на земле, радуясь земным радостям, печалясь и грустя. Приходит время и душа возвращается в свою вечную обитель или остается рядом с теми, кого любит, чтобы помогать им своей любовью.

Но непреложно чередование жизни и смерти, непреложно, как смена дня и ночи, зимы и лета. Таков закон природы, так указано богами».

— Мда, все умирают, таков закон! — Иван Васильевич закрыл книжку, снял с носа очки и задумчиво уставился куда-то в туманную даль. Взгляд его уперся в старые выцветшие обои давно не ремонтированного кабинета, но мыслями он был далеко.

— Сидишь тут, как свинья в берлоге, — мысленно посетовал он, не решаясь нарушать божественной тишины, — а жизнь бежит. Э-э-х, хорошо бы сейчас туда, в сказку, да снова молодым…

Он пожевал губами, тяжело вздохнул, сравнивая свое серое существование с той сказочной жизнью. Кто-то и сейчас живет как в сказке, а кому-то напрочь заказано. Могли бы за выслугу лет по линии профсоюза, что-то вроде путевки в санаторий выделить. Хоть на недельку, да в ту сказку, хоть одним глазком бы…

— С суконным рылом, да в калашный ряд… эка ты хватил батенька, ишь чего захотел. Если все желающие будут в те сказки попадать, так быстро все станет, как в жизни. Сказка она, как заповедник, как картинная галерея — смотреть смотри, а руками не трогай.

Эта мысль его успокоила. Не потому не попадет, что недостоин, а потому, что не положено, во избежание, так сказать.

Размышления о приятности сказочный жизни плавно перетекли на жизнь обычную. Время неуклонно двигалось к полуночи, задержись чуток, и пешком шлендать придется. Трамвая не дождешься, на такси денег нет. Иван Васильевич снова вздохнул и отложил книжку с красивой сказкой на полочку.

Дела нужно закончить, да домой отправляться. Оставлять на завтра негоже, завтра своя суета. Всякое дело нужно своевременно… ему очень нравилось это слово и он еще раз прокатил его по языку: свое-вре-мен-но… то есть вовремя закончить.

Он поправил сатиновые нарукавники, придвинул счеты, которым доверял больше, чем новомодным калькуляторам и окунулся в мир цифр.

Его мало смущал тот факт, что работники давно дома сидят, а директор городского кладбища стучит костяшками счетов на работе, да перебирает папки с документами. Так уж сложилось, так он сам для себя определил. День для суеты, вечер для цифр. Одно с другим мешать, только путаницу и суету порождать.

Разве можно слово доброе сказать родственникам умершего, если в голове счеты щелкают и мозги баланс свести пытаются? Человек в горе требует особого подхода, чуткого отношения, нельзя отвлекаться.

Иван Васильевич посмотрел в окошко на свои владения. С высоты второго этажа городское кладбище лежало, как на ладони. Яркая полная луна заливала его призрачным серебристым светом, придавая земному пейзажу вид нереальный лунный.

Чем может заниматься директор кладбища в поздний час? Выручку считает, хмыкнет язвительно въедливый читатель. Знаем мы, сколько те директора из родственников выколачивают за одни похороны. Сидит паук, прикидывает, сколько денег показать, а сколько в карман положить. Все они одним миром мазаны, лишь бы себе выгоду получить, а там, хоть трава не расти. В смысле, хоть все травой зарасти.

О ком другом читатель речь заведи, я бы с ним согласился, но Иван Васильевич Шептайло к той породе отношения не имел. Был он директором кладбища по велению души, так сказать. Не то чтобы с детства мечтал, но меркантильности в его поступках не было никогда.