Книга Я умер вчера - Александра Маринина

Гостем программы в этот раз был малоизвестный кинопродюсер.Названия фильмов, которые он сделал, ничего Насте не говорили. Продюсер мямлилнечто невнятное, порой сбиваясь на откровенные глупости, Уланов же никак непомогал ему, несколько отстраненно наблюдая за неловкими попытками кинодеятелявыглядеть умным и неординарным. Хотя, надо признаться, и не мешал ему.Казалось, ведущий как личность просто-напросто отсутствует, и сидит некаябездушная машина, которая задает первый пришедший в голову вопрос и равнодушнождет, пока собеседник с грехом пополам выпутается из ответа.

На столе перед ведущим и гостем стояли большие чашки срекламной надписью «Билайн». Продюсер поднес чашку ко рту, сделал судорожныйглоток, поперхнулся и начал долго и натужно кашлять. Камера деликатно ушла всторону, теперь весь экран занимало лицо Уланова, с холодным любопытствомнаблюдающего за кашляющим собеседником. Внезапно Настю осенило: это прямойэфир. В записи затянувшуюся и совершенно неинформативную сцену обязательновырезали бы. А что же раньше?

Все понятно. Прежние передачи всегда шли в записи. Теперь,после гибели директора и корреспондента, пришлось менять схему. Все, что успелиотснять и смонтировать раньше, уже прошло, а за минувшую неделю новых записейсделать не смогли. Вместе с людьми во взорвавшейся машине сгорели блокноты сзаписями и кассеты… Пропала вся подготовительная работа, которая должна былалечь в основу будущих передач. И теперь Уланов вынужден будет какое-то времяработать в прямом эфире, пока не подготовят новые материалы.

Но все-таки странно он себя ведет, даже с учетом стрессовойситуации. Да, переживает, вероятно, страдает, но это должно было сказаться впервую очередь на реакции и моторике, а никак не на мастерстве и общем духепрограммы. Мастерство, как говорится, не пропьешь. И концепцию передачи никто,по-видимому, не изменял. Почему же он совсем не помогает своему гостю выглядетьболее или менее прилично?

Программа закончилась, на экране замелькали цветные картинкирекламного блока. Настя порылась в своих бумажках, нашла телефон студии,выждала несколько минут и решительно набрала номер.

– Это Каменская, – представилась она, услышав в трубкеголос Уланова. – Нам опять надо побеседовать. Когда вам удобно со мнойвстретиться?

– Обязательно сегодня?

– Желательно. Но можно и завтра, если вы сильно заняты.

– Хорошо, пусть будет сегодня. Вы настаиваете, чтобы я ехалк вам на Петровку?

– Вовсе нет. Мы можем встретиться на нейтральной территории,где-нибудь посередине между центром и Останкином.

– А как же протокол? – усмехнулся Уланов, и Настепочудилось что-то недоброе в этой усмешке. – Будете на коленкахзаписывать?

– Мы протоколы не пишем, этим обычно занимается следователь.Мы с вами просто поговорим, попробуем найти ответы на интересующие менявопросы.

– Но я уже неоднократно отвечал на самые разные вопросы ирассказал все, что знал. Ничего нового я вам не сообщу. Прошла неделя, а вы всевопросы задаете вместо того, чтобы искать преступников. Это что, новый стильработы?

– Александр Юрьевич, мы попусту тратим время напререкания, – мягко сказала Настя. – По поводу стиля работы я вам всерасскажу при встрече. Так когда и где?

Уланов назначил время и место. Энтузиазма в его голосе Настяне услышала, но справедливости ради надо сказать, что и недовольства не было.Усталый человек, лишенный эмоций. Что это, результат пережитого стресса иличто-то другое? Она хотела это понять. Пусть Мишенька Доценко ищет денежнуюподоплеку преступления, а она, Настя Каменская, будет заниматься эмоциями. Ейэто интереснее.

* * *

– По-моему, предлагаемая вами комбинация излишне сложна.Неужели нельзя было придумать что-нибудь попроще?

– Можно. Конечно, можно. Но в сложности комбинации весьсмысл. Он не должен понимать, что происходит.

– Бог мой, вы произносите банальные истины! Естественно, онне должен понимать.

– Вы не дослушали меня. Когда человек испытывает недостатокинформации, чтобы выстроить целостную картину, он начинает додумывать, строитьсобственные версии происходящего. Такая сложная комбинация, которую разработалимы, не дает возможности построения хоть сколько-нибудь логичной версии. Онбудет мучиться, ломать голову, ничего стройного и последовательного непридумает и начнет сомневаться в собственной способности здраво мыслить. А этоповлечет неровности и срывы в повседневном поведении. Это должно сыграть ролькоррозии, ржи, которая разъедает металл.

– А если ему все же удастся придумать объяснение, котороепокажется ему достаточно обоснованным? Наблюдения показали, что он далеко неглуп и обладает известной фантазией.

– Вот именно, фантазией. Если он создаст собственную версиюпроисходящего, то она неизбежно окажется совершенно бредовой. Манияпреследования, идея материализованного абсолютного зла, силы тьмы, пришельцы –все что угодно. Пусть придумывает. Все равно это так или иначе скажется на егоповедении и начнет разрушать его связи с окружающими. Каждый его поступок будетрасцениваться как действие сумасшедшего, и реакция окружающих будетсоответственная. Поверьте мне, мы очень тщательно анализировали его жизнь исоставляли психологический портрет объекта. Вы неоднократно имели возможностьубедиться в высочайшей квалификации наших психологов.

– Ну хорошо, будем считать, что вы на какое-то время умерилимои сомнения. Однако я прошу вас помнить, что это крупнейшая операция за всегоды нашего существования. Речь идет об очень больших деньгах, и если мы несумеем их получить, я вынужден буду считать, что операцию провалили именно вы.Не забывайте об этом.

– Не забуду…

* * *

Ехать на встречу с Каменской из уголовного розыска мне не такчтобы уж страстно хотелось, но кое-какие позитивные моменты в этом были.Во-первых, в ее присутствии меня вряд ли убьют, если, конечно, это непроизойдет раньше и я вообще сумею добраться до места, где оно будет, этоприсутствие. Так что хотя бы на время беседы с этой странной дамочкой можнобудет не напрягаться, расслабиться и, как говорят в армии, «оправиться ипокурить». А во-вторых, это неминуемо оттянет время возвращения домой, опятьже, если возвращению домой суждено будет состояться. Дома я, естественно, вбезопасности, Вика меня убивать не станет и отраву в чай не подсыплет, онаспециального человека наняла и теперь ждет, когда он выполнит контракт. Но всеравно пребывание наедине с ней превращается для меня в пытку. Почему? Нупочему? За что? Господи, ведь я так ее любил, ничем не обидел, ничего не отнял.Но я и не хочу знать, за что. Если она так решила, значит, считает этоправильным. И у меня нет ни малейшего желания выяснять с ней отношения. Из еерук я готов принять все, даже смерть.

Встречу я назначил на Колхозной площади, рядом с метро. Еслипойдет дождь, посидим в машине, а если погода не испортится, можно будет выпитькофе в открытом кафе. Интересно, на сколько она опоздает? Не родилась ещеженщина, которая умеет приходить вовремя даже на деловые встречи.