Книга Клуб "Везувий" - Марк Гэтисс

А потом без лишней ажитации в кресло напротив опустилась молодая женщина. В белом атласном платье, с жемчугами на шее и великолепными светлыми волосами, убранными в высокую прическу, она была похожа на одну из тех слегка удлиненных женщин, которых рисовал Сарджент.[2]Я почувствовал, как у меня внизу живота что-то напряглось – это могло оказаться началом несварения, но, скорее всего, было связано с тем, что ее простодушные глаза неотрывно меня изучали.

Я вопросительно поднял брови и бутылку с шампанским. Вы здесь совершенно не к месту, дорогая моя, – сказал я, наполняя ее бокал. – Должен сказать, в «Гранатовых комнатах» таких, как вы, встретишь нечасто.

Она слегка наклонила голову.

– Есть покурить?

Я несколько ошарашенно кивнул и вытащил портсигар. Он у меня плоский, отполированный до блеска и украшен моими инициалами, выгравированными готическим шрифтом, хотя ему никогда не доводилось спасать мою жизнь, приняв на себя пулю. Для этого существуют слуги.

– Армянские или грузинские? – спросил я.

Она взяла длинную черную сигарету – одну из тех, которые лежат в правой части портсигара, – и зажгла спичку о каблук своей элегантной туфельки, прикурив одним быстрым движением.

Ее развязное поведение пришлось мне по душе.

– Боже ж мой, умирала, как курить хотела, – сказало прекрасное видение, поглощая дым глубокими затяжками. – Не возражаете, я возьму одну на потом?

Я махнул рукой:

– Угощайтесь.

Она загребла дюжину сигарет или около того и засунула их за корсет.

– Вы полны сюрпризов, – заметил я.

– Ну да, так и что же? – Она рассмеялась и хрипло закашлялась. – Вы тут один?

Мое представление ее не обмануло. Я налил себе еще шампанского.

– Увы.

Она игриво – иначе не скажешь – оглядела меня сверху донизу.

– Очень жаль. Вы красавчик.

Этого я отрицать не мог.

– Мне нравятся высокие господа, – продолжила она. – Вы иностранец?

Я провел рукой по своим длинным темным волосам.

– Своей комплекцией я обязан по большей части матушке – она наполовину француженка, наполовину славянка – и немного отцу, он британец. А талия – мое личное достижение.

– Хм. Они, должно быть, гордились таким хорошеньким ребенком.

– Одна баронесса как-то сказала мне, что о мои скулы вполне можно порезать запястья.

– Много девушек ради вас умерло, нет?

– Только те, кто не мог ради меня жить.

Она положила подбородок на руку в перчатке.

– Но у вас холодные глаза. Синие, как бутылочки с ядом.

– Ну что вы, право. Прекратите, или мне останется лишь ретироваться. – Я накрыл ее руку своей. – Как вас зовут?

Она покачала головой, выпустив облако дыма и улыбнувшись.

– Мне мое имя не нравится. Я с большим удовольствием услышу ваше.

Я потеребил запонку.

– Габриэль, – ответил я, использовав одно из своих noms de guerre[3], – Габриэль Рэтчитт.

Моя безымянная красотка задумалась.

– Это имя ангела.

– Я знаю, моя дорогая, – пробормотал я. – И, боюсь, скоро я стану падшим.

II. О действенности убийств по найму

Ночь была жаркой, и кровь моя кипела, так что я не стал тратить время на поездку домой и поближе сошелся со своей новой приятельницей прямо в грязном переулке на задах «Гранатовых комнат». Я очень хорошо помню ее задранные юбки, трущиеся об мой подбородок, и ее прекрасную грудь под моими утонченными белыми руками (о них я уже упоминал). Пока я предавался разврату, мне на глаза попалась афиша, криво приляпанная к мокрой кирпичной стене. Сегодня в мюзик-холле Коллинза играла Нелли Класс. Между этим совокуплением и моей следующей встречей вполне может найтись время успеть ко второму акту.

Нелли была в хорошей форме, да и я тоже – поднялся в бар наверху и слушал, налегая на рейнвейн, как она распевает «С кем ты был прошлой ночью?». Пока я искал место, фривольно задевая соблазнительные белые лодыжки примерно дюжины хорошеньких юных леди, зал слился для меня в одно огромное чудесное марево расплывчатых красок и света. Я чувствовал себя так, будто влетел головой в одно из восхитительно déclassé[4]полотен Сикерта.[5]Полые тени окутали меня засаленным красным бархатом. Канареечно-желтые кринолины Нелли Класс блестели перед моей улыбающейся физиономией солнечными зайчиками.

После нескольких лишних припевов «Как глупо целовать девушку в этом месте» я нетвердой походкой выбрался в благоуханную ночь и сел в кэб.

– Пиккадилли, – вскричал я, стуча тростью по крыше, что было совершенно необязательно.

Вскоре после этого меня высадили перед Королевской академией изобразительных искусств. Днем я обычно вхожу в это помещение через парадную дверь, но в ту ночь я осторожно спустился по предательскому штопору лестницы к служебному входу.

Своей беззубой улыбкой меня встретила Далила, которая уже закончила работу в номерах. Она провела меня в коридор, выложенный черно-белым паркетом. Я сбросил плащ и аккуратно повесил цилиндр на рога чучела горного козла, чья испуганная морда странным образом походила на лицо покойного Эверарда Льстива.

В самом конце комнаты находилась маленькая, но очень потайная дверь, декорированная – вполне качественно – светлой деревянной мозаикой в виде павлиньих перьев. Я прошел через дверь в обшитый панелями холл, освещенный шипящими газовыми рожками. Велись крамольные разговоры о том, чтобы провести сюда электричество, но я использовал все свое скудное влияние, чтобы наложить на это решение вето.

Мне нравился дух небольшого приключения. Почему-то пламя в блестящих латунных держателях казалось мне похожим на смоляные факелы в потайном ходе. Мы все знаем о притягательности потайных ходов. Когда я был мальчиком, именно их мне хотелось отыскивать больше всего. И весьма приятно, в конце концов, обзавестись одним таким у себя на работе.

Дойдя до конца безмолвного коридора, я засунул руки в карманы брюк и просвистел несколько нот из лучшей песни Нелли Класс. Передо мной находилось что-то вроде штурвала – на конце каждой спицы имелось фарфоровое навершие, как на кранах в ванной. Я набрал короткую комбинацию букв, соответствующую некоему коду, и повернул колесо влево. Справа открылась еще одна потайная дверь – увы, на сей раз она была декорирована значительно хуже. Интересно, почему я не могу просто постучать?