Книга Смертельная игра - Фрэнк Толлис

— Ну, — ответил Либерман, — что я могу сказать? Мне очень нравится Клара.

Мендель вытер рот салфеткой и наклонился вперед.

— И?

— И… — Либерман посмотрел в строгие глаза отца. — И… я думаю, мои намерения заключаются в том, чтобы в свое время… — Теперь настала его очередь подбирать слова.

— Ну?

— ….жениться на ней. Если она согласится, конечно.

Мендель с облегчением откинулся на спинку кресла. Он явно упокоился, и широкая улыбка появилась на его еще недавно таком серьезном лице.

— Конечно, она согласится. Разве есть у нее причины отказать?

— Иногда мне кажется, что мы… ну, просто хорошие друзья. — Во всех сферах жизни Либерман был полностью уверен в своей способности понимать людей и их поступки, но что касалось Клары, он постоянно сомневался, были ее знаки внимания выражением любви или просто флиртом. Влечение притупило его профессиональную проницательность.

— Мне не всегда понятно, что…

— Тебе не о чем беспокоиться, — перебил Мендель, — поверь мне.

Он снова наклонился к сыну и сжал его руку:

— Совершенно не о чем. А теперь ешь, наконец, свое «Седло оленя»!

Но у Либермана пропал аппетит. Очевидно, Клара сказала своему отцу, что согласилась бы выйти за него замуж. Ему было «не о чем беспокоиться». Либерман вспомнил тонкие черты ее лица: выразительные глаза, маленький нос и губы, похожие на лепестки роз; ее прямую спину и тонкую талию. Она станет его женой. Она станет его Кларой.

— Я не буду ничего говорить твоей матери, — продолжил Мендель. — Предоставлю это тебе. Конечно, она будет рада, очень рада. Ты же знаешь, что ей нравится Клара. Совсем недавно она сказала, что Клара заметно похорошела. И семья это приличная — Вайсы хорошие люди. Мы с Якобом знакомы много-много лет. Ты знаешь, мы ходили вместе в школу в Леопольдштадте. Его отец помог моему отцу, твоему деду, открыть свое дело. А поначалу они торговали вместе.

Либерман слышал об этом бессчетное количество раз. Но, зная, какое удовольствие доставляет отцу постоянное повторение этой семейной истории, он старался как можно более правдоподобно изображать интерес. Мендель с энтузиазмом углубился в воспоминания о том, что еще связывало семейства Вайс и Либерман. Десерт помог Максу скоротать время. В конце концов, исчерпав тему, Мендель подозвал Бруно и заказал еще кофе и сигары.

— Знаешь, Максим, — сказал Мендель, — с браком связана большая ответственность.

— Конечно.

— Ты должен думать о будущем.

— Естественно.

— А теперь скажи мне, сможешь ли ты содержать семью на свое жалование?

Либерман улыбнулся Менделю. Удивительно, отец никогда не упускал удобный момент.

— Да, — ответил Либерман терпеливо. — Со временем, я думаю, да.

Мендель пожал плечами.

— Хорошо, посмотрим.

Старику удавалось сохранять суровое выражение лица в течение еще нескольких секунд, а потом он позволил себе рассмеяться и, перегнувшись через стол, похлопал сына по плечу.

— Поздравляю, мой мальчик.

Этот жест был необычно трогательным. Либерман понял, что, несмотря на то что они с отцом такие разные, их связывала любовь. У него подступил ком к горлу и защипало глаза. Шум ресторана как будто затих, пока они смотрели друг на друга, переживая такое редкое и яркое мгновение взаимопонимания.

— Извини меня, — сказал Мендель, поспешно поднялся и направился в уборную. Но Макс успел заметить слезы в его глазах.

* * *

Либерман проследил взглядом, как отец исчез в шумной толпе Ринг-штрассе. Порыв ветра напомнил, что у него, в отличие от Менделя, нет с собой зонта. К счастью, прямо у дверей «Империала» он заметил извозчика. Снова послышался раскат грома, словно недовольное ворчание одного из младших богов. Лошадь, запряженная в экипаж, тряхнула головой, звякнула уздечкой и нервно стукнула копытом по булыжникам мостовой.

— Тише, тише, — прикрикнул возница, голос которого был едва слышен из-за грохота экипажей. На другой стороне улицы над входом в кафе незакрепленный навес хлопал, как парус на ветру.

Либерман посмотрел на синевато-багровое небо. Рваные клочья облаков проносились над «Империалом», будто одежды влекомого куда-то ангела. В воздухе чувствовался странный металлический запах.

Либерман уже поднял руку, чтобы привлечь внимание извозчика, когда услышал знакомый голос:

— Макс!

Обернувшись, он увидел, что к нему приближается крупный мужчина. Ветер развевал полы его расстегнутого пальто, а шляпу он придерживал рукой. Либерман сразу узнал своего хорошего друга, инспектора Оскара Райнхарда, и широко улыбнулся.

— Оскар!

Они пожали друг другу руки.

— Макс, я знаю, это ужасно нагло с моей стороны, — Райнхард сделал паузу, чтобы отдышаться, — но можно этого извозчика возьму я?

Инспектор выглядел усталым, под глазами были заметны темные круги. При этом его усы были как всегда аккуратно подстрижены, с острыми, торчащими вверх кончиками.

— Спешишь на место происшествия?

— Да, — тяжело дыша, ответил Райнхард. — По правде говоря, довольно срочное дело.

— Тогда, конечно, забирай.

— Спасибо, дружище. Я твой должник.

Райнхард открыл дверь экипажа, забрался внутрь и крикнул извозчику:

— Рыночная площадь, Леопольдштадт.

Вместо ответа возница взял под козырек затянутой в перчатку рукой. Перед тем как закрыть дверь, Райнхард снова обратился к Либерману:

— Кстати, песни Хуго Вольфа пользуются популярностью.

— Тогда до субботы?

— До субботы.

С этими словами Райнхард захлопнул дверцу, и экипаж исчез в уличной суете.

В свете вспыхнувшей молнии Ринг-штрассе предстала черно-белым видением. Мгновениями позже с оглушительным грохотом разверзлись небеса, и на тротуар тяжело упали первые крупные капли дождя.

Либерман огляделся в поисках другого извозчика, уже понимая, что это бесполезно. Он вздохнул, добродушно ругнул Райнхарда и зашагал в направлении ближайшей трамвайной остановки.

2

Райнхард плечом навалился на запертую дверь, но она не поддалась.

От сильного порыва ветра задрожали оконные стекла, а в дымоходе, казалось, воют какие-то дьявольские голоса. Монотонно стучал ставень, будто какой-то усталый путник тщетно просился на ночлег. Все вокруг заполнил шум дождя. Частая дробь не прекращалась ни на минуту: проливной дождь барабанил по крышам, выплескивался из канав, журчал в водостоках. Наконец, началось настоящее наводнение.

Райнхард вздохнул, повернулся и посмотрел на молодую худощавую женщину, сидевшую в темной прихожей. На ней был передник поверх простого платья; она заметно нервничала. Ее пальцы теребили платье на коленях, такая же привычка была у его дочери Митци. Когда Райнхард подошел, женщина встала.