Книга Квиллифер - Уолтер Йон Уильямс

пришлось совершить еще один безумный забег с крыши на крышу, пока погоня окончательно не потеряла меня из виду. Уже полностью рассвело. Единственное достоинство бледного осеннего солнца состояло в том, что под его лучами стало немного теплее, чем холодной осенней ночью, и я устроился с восточной стороны трубы, где солнечный свет мог меня хоть немного согреть, пока я пытался отдышаться и привести в порядок слегка затуманенный разум.

По крайней мере, я мог утешаться тем, что Грейсон гонялся за мной по городу, а не задержался дома, чтобы выпороть дочь. Для меня была бы невыносима мысль об Аннабель, запертой, как в ловушке, один на один с бесновавшимся тираном.

Я знал, что совсем скоро на улицах появятся первые прохожие, и, чтобы не привлекать ненужного внимания, я решил раздобыть одежду. Чтобы заняться поисками, я перепрыгнул на большое здание, где с грохотом приземлился на черепицу крыши и заглянул вниз. Но не увидел в окутанном тенями дворе вывешенного на просушку белья, поэтому просто перелетел на соседнее здание, подняв тучу соломенной пыли, и тут же увидел то, что мне требовалось: на веревках висело высохшее за ночь белье, пустое корыто стояло в стороне рядом с маленьким бассейном с водой, и ни одной прачки рядом.

Ловко используя пальцы рук и ног, я пробрался по ступенчатому щипцу фронтона, потом по карнизу, потолочной балке, затем мимо овального чердачного окна «бычий глаз», архитрава и решетки и наконец спустился на твердую землю. Быстро размяв сведенные судорогой пальцы, я прошел босиком по дорожке из старого кирпича и снял с веревок тунику, лосины и камзол и уже собрался натянуть на себя через голову тунику, но в последний момент вспомнил о плачевном состоянии своей рубашки. С ней, конечно, было все в порядке, если не считать того, что она пропиталась потом, сажей, пылью и голубиным пометом и могла запачкать мою новую одежду, поэтому я сменил ее на другую, чистую, висевшую рядом на веревке.

Я сказал себе, что должен найти способ рассчитаться за одежду. Воровство, по моему глубокому убеждению, недостойно меня.

Принарядившись, я направился в сторону больших ворот, которые выходили на узкую тропинку за домом, но остановился, заметив, что за мной наблюдает стоявший возле двери мальчишка, одетый в грязную сорочку и единственный чулок на левой ноге, не сводивший с меня огромных голубых глаз. Я подошел к нему.

– Кто твоя хозяйка? – спросил я.

Ребенок вытер поток соплей из носа рукавом.

– Маму зовут Пранк. – Во всяком случае, мне послышалось, что он сказал Пранк.

Я открыл кошелек и мысленно произвел быстрые подсчеты. Новые лосины стоили шестипенсовик, рубашка – целую крону, однако я оставил вместо нее свою, из лучшей ткани. Камзол, как и туника, оказались протертыми во многих местах. Ну, и не следовало забывать моральный ущерб за беспокойство, вызванное моим вторжением. Скажем, пусть будет крона.

Я дал крону мальчику.

– Отдай маме, – сказал я и добавил полпенни. – А это тебе.

Мальчишка взглянул на серебряные монеты у себя на ладони.

– Сутенер, – сказал он мне и снова вытер нос.

Меня уже обозвали с утра вором, которым я не был, а теперь вдобавок какой-то мальчишка объявил сутенером. Я решил, что на сегодня с меня довольно оскорблений.

– Это для твоей матери, – сказал я, заканчивая разговор, и решительно зашагал к дубовым воротам высотой в двенадцать футов.

Я легко перелез через них и соскочил вниз.

Через две минуты я уже преспокойно шагал по Королевской улице.

Я шел и восторгался родным городом Этельбайтом, великолепной драгоценностью в устье реки Остры. Дома стояли в определенном порядке, и их верхние этажи нависали над улицами. Фронтоны чаще всего имели вид ступенчатых щипцов или тянулись вверх изящными кривыми пьедиментами, деревянными башенками или колокольнями. Овальные чердачные окна в виде бычьего глаза или с узкими витражными стеклами блистали в лучах восходившего солнца. На полукруглых деревянных балках, богато украшенных резьбой, можно было разглядеть жонглеров, акробатов, богов и причудливых животных или торжественные и респектабельные лица бюргеров-домовладельцев.

Город построили на мягкой почве дельты, и почти все дома либо клонились вбок, либо опирались друг на друга или вставали на дыбы, точно медведь перед атакой на врага. Моряки шли по тротуарам, словно их несло течение, они широко расставляли ноги, шагая по тротуарам, словно все еще находились на раскачивавшейся палубе корабля. Точильщики ножей, торговцы моллюсками и устрицами, старьевщики, продавцы пирогов и каштанов расхаживали по улицам, толкая свои тележки, каждый громко выкрикивал ту или иную зазывную фразу, рекламируя свой товар. Монахи в одеждах из грубой шерсти, служители культа Паломника, обутые в веревочные сандалии, неспешно и с достоинством, в привычном молчании прогуливались по улицам.

Слуги торопились исполнить самые разные поручения, богатые спешили кто куда в каретах и носилках, дети бежали в школу, подмастерья искали место, где можно выпить кружечку эля. Повсюду свободно бродили собаки и свиньи, питавшиеся отбросами, кошки восседали на высоких карнизах, с презрительным видом наблюдая за всеми. Пьяные мужчины пели, пьяные женщины перекрикивались друг с другом, дети вертелись под ногами. Куда-то торопились возчики, которые гнали свои фургоны, ломившиеся от товаров и проплывавшие мимо, подобно галеонам, в людском потоке.

Длинные ноги легко несли меня сквозь толпу. Я наслаждался знакомыми видами родного города, не забывая при этом от души радоваться тому, как удачно и благополучно сумел сбежать от погони. Черная бархатная шапочка ученика не покидала моей головы в течение всех ночных приключений. Снятая с веревки туника была в бледную бело-зеленую полоску и сейчас плотно облегала мои широкие плечи; стеганый камзол уже утратил прежний, когда-то темно-бордовый цвет. Я уже начал думать, что слишком щедро расплатился за новую одежду.

Я остановился возле магазинчика Крука, книгопечатника и книготорговца, но дверь оказалась закрытой. Вдохновленный стихотворными сборниками, которые ему поставляли из столицы, бизнесмен Крук придерживался поэтического распорядка дня.

Пожалуй, зайду к нему сегодня позднее, решил я.

– Эй, Квиллифер!

Повернувшись на голос, я увидел, что мое внимание пытается привлечь зеленщица миссис Вейн. Я увернулся от тележки продавца устриц и перешел улицу, чтобы с ней поговорить.

Миссис Вейн была крупной женщиной в накрахмаленном белом фартуке и квадратной шляпе, прикрывавшей уши, и такими же ярко-красными щеками, как яблоки, грудой сваленные у ее ног. Я сразу обратил внимание на другой сорт яблок, бело-зеленых, заботливо уложенных на солому, и почувствовал, как у меня потекли слюнки.

– Пиармины!

Зеленщица улыбнулась, показав кривые зубы:

– Да, по реке доставили первые пиармины. И ты прекрасно знаешь, что твоя мать просто обожает