Книга Свободная страна - Анастасия Петрова

Борьба мамаш перерастала в борьбу детей. Одноклассники с Артемкой не дружили, на уроках вечно его подкалывали, смеялись, на переменах толкали, на физкультуре норовили сбить с ног, ударить, пнуть – в общем, избить. В отличие от мамы, Артемка не умел защищаться, он надеялся, что все уладится само собой, если не обращать внимания. На мамины и бабушкины вопросы «Почему ты весь в синяках?», «Почему у тебя кровь?», «Кто тебя так?» – он не отвечал. Юля ждала. Не вмешивалась.

Однажды Артемка попросил у бабушки денег на подарок.

– На подарок? Кому подарок? – Баба Рая ни разу не слышала, чтобы Артемка кому-то дарил подарки.

Его и на дни рождения ребята не звали. И учителям он наотрез отказывался дарить цветы и конфеты.

Оказалось, подарок Артемка решил купить Лизе, девочке из класса.

– Вы дружите? – неуверенно спросила баба Рая.

– Общаемся, – неохотно ответил Артемка.

И баба Рая так обрадовалась, что дала правнуку целых триста рублей, на которые он в сельской галантерее купил флакон духов.

После уроков Артемка с Лизой иногда вместе возвращались домой и заходили за магазин. Там начиналось поле, и можно было посидеть на лавочке, посмотреть вдаль, помолчать или поговорить. Местные алкаши обычно собирались либо рано утром, либо поздно вечером, а часа в два, в три никто детям не мешал.

Светло-бежевое поле с примесью зелени и белизны, с частыми черными пятнами – застыло. Жимолость, маральник, заросли можжевельника, таволги, лапчатки, кустарники облепихи, ясменник душистый, брунера, цирцея, эдельвейс хранили молчание и притворялись мертвыми до наступления лета. Даже когда ветер дул, травы не оживали, по крайней мере не подавали виду. Словно чучело зимы еще не сожгли, и радоваться было рано. Далеко впереди начиналась черневая тайга – малина, калина, черемуха, рябина, смородина, а еще кедрово-пихтовые леса и ленточные сосновые боры.

Артемка с Лизой смотрели, как летят облака над полем, и ничего не говорили. Лизины светло-каштановые волосы точно дополняли пейзаж – неподвижные, тонкие, холодные. Серые глаза позволяли облакам, движущимся все время в одном ритме, гипнотизировать себя, отвлекать от мыслей. Из кармана светло-бежевого легкого пальто у Лизы торчал голубой берет. Иногда девочка водила каблуком сапога по мелким бесцветным камням, и раздавался шорох, как будто прилив уносил гальку в море. Артемка взял камень и поднес к уху, словно раковину: ничего. Из-за камня выполз червяк, направился куда-то по своим делам. Артемка взял палочку, аккуратно потыкал его.

Потом расстегнул на груди красно-зеленую куртку и развязал красный шерстяной шарф.

– Жарко.

Артемка достал сигарету, чиркнул спичкой, закурил.

– Зачем? – Лиза повернула голову.

– Что зачем?

– Ты же не куришь. Зачем закурил?

– Не знаю.

– Хочешь быть крутым?

– Типа того. – Артемка засмеялся и бросил сигарету прямо в червяка, но тот неутомимо полз вперед. – У мамы вечно сигарет завались.

Лиза тоже засмеялась.

– Так хорошо, когда тихо и лесом пахнет, – сказала она.

– Да, хорошо.

– Тебе никогда не хотелось уйти в лес?

– В смысле в поход?

– Ну да, спрятаться от всех.

– Не знаю. Наверное, хотелось. – Артемка раздавил сигарету ногой.

– Не убивай! – вскрикнула Лиза и тут же с облегчением выдохнула. – Я думала, ты его сейчас тоже… Ногой.

Она смотрела прямо Артемке в глаза. От этого взгляда его пронзало током. Одно короткое движение головой вперед – его лицо возле ее лица. Он дотронулся правой рукой до ее левой руки, а потом с чувством ужаса, так что сердце забилось в ушах, мягкими губами захватил ее нижнюю губу. И сразу кончил в штаны, проглотив стон до последнего звука.

– Я тебя… люблю… – прошептал он почти неслышно.

Ночью Артемка спал как убитый, а наутро проснулся счастливым.

В школе на уроках все было, как всегда, только Лизины подружки, Маша, пухленькая чукча, и Даша, высокая, со светлой косой, перехихикивались, украдкой поглядывая на Артемку. После шести уроков Артемка хотел во дворе подойти к Лизе, но Виталик и его дружки – всего человек шесть – встали поперек дороги.

– Как жиза? – засмеялся Виталик, показав свои слишком белые зубы.

У Виталика была довольно смуглая кожа, очень темные волосы и черные глаза, поэтому сияющие белые зубы сразу привлекали внимание и выглядели неестественно. «Акула, – пронеслось в голове у Артемки, – акула, акула».

– Нормально, – тихо ответил мальчик.

Виталик и другие пацаны заржали.

– Нормально… – задумчиво повторил Виталик. – Да ты долбаный извращенец!

Виталик изо всех сил врезал Артемке по лицу, и Артемка упал. Парни его окружили. Спустя секунду он поднялся. Из носа шла кровь. Пацаны сомкнулись в плотное кольцо.

– Лиза! – крикнул Артемка.

– Лиза-Лиза, хочешь я тебе кое-что вылижу? – Виталик гримасничал, вихляя задом.

Следующий удар снова повалил парнишку на землю. Артемка не защищался. Он знал, что это бесполезно. Когда он попытался подняться во второй раз, друзья Виталика стали пинать его – то в живот, то в ребро, то в пах. Это продолжалось несколько минут. Лиза с подружками стояла в стороне, наблюдая за происходящим изумленно и растерянно.

Сквозь белесую муть Артемка видел, как парни уходили, он видел, как вслед за ними уходила Лиза с подружками, видел ее глаза – удивленные и равнодушные.

Домой еле добрел, по дороге отыскал сугроб, упал в него лицом. Лежал несколько минут, не думал, плакал. Сильно плакал – до смерти плакал.

Слухи о том, что Артемку избили за приставания к Лизе, то есть за дело, разлетелись по поселку уже к вечеру. Высокая статная блондинка Инна пришла, чтобы поскандалить.

– Тебе мало моего мужа? Взялась за ребенка? О чем он думал? У кого он этому научился? У вас что – семейная сексуальная невоздержанность?

Баба Рая вышла на веранду и сухо сказала:

– Мальчик ничего не сделал. А вот вы, – она указала на Лизину маму, – объясните своей малолетке, что в ее возрасте еще рано быть лицемерной сукой.

Выступление бабы Раи закончилось ором. Побагровевшая от злости Инна полезла драться. Баба Рая попыталась оттащить ее от Юли и получила в глаз, вызвала полицию. Приехал Мишка, поржал, скрутил Инну, выволок из дома.

Артемка, сидя на кухне, слышал все, что происходило на веранде, и плакал.

– Ну что ты ревешь? Я так ничего и не поняла. Если ты ни в чем не виноват, так и скажи! Тебя ведь затравят теперь! – Юля приложила к щеке крупную курицу из морозилки и стояла напротив сына, тараща глаза то на него, то куда-то в пустоту.