Книга Страна Соболинка - Владимир Топилин

Со времен глубокого Средневековья, от границ монголо-татарского ига, на Руси, в народе был избран мудрый путеводитель – могильный крест с косой поперечиной снизу. В тяжелую минуту, когда незнакомый путник, не зная местности, не мог определиться по звездам, на помощь приходила могила усопшего человека. Верхним концом короткая поперечина всегда указывала на Полярную звезду. В древних летописях бытует упоминание, как славные воины безошибочно возвращались домой в любую непогоду, при густом тумане и прочих неблагоприятных условиях, пользуясь могильным крестом. Это служило своеобразным путеводителем для передвижения, когда не был изобретен компас, а однообразная равнина не давала определенных ориентиров.

Многие века канули в историю. Не каждый человек сейчас скажет, почему и для чего на могильном кресте врезают дополнительную поперечину. Старые традиции в память покойным сохранили уважение – надо делать так, а не иначе, – но забылось, зачем это надо и как правильно ставить кресты на могилах.

В горах все сложнее. Там нет кладбища. Многочисленные высоты, хребты, белки для непосвященного человека сливаются в одну непроходимую тайгу. Куда и как идти без солнца, в тумане, при густых облаках, может знать только опытный человек, истоптавший немало таежных троп.

Есть в сибирской тайге два гольца. Их высота не преобладает над соседними горами, что намного выше, грациознее, величавее. По площади и размерам они тоже вряд ли превзойдут горную тайгу других участков. Единственное их отличие заключается в том, что при хорошей видимости они видны с расстояния ста километров со всех сторон, являются отличным ориентиром для любого страждущего, пустившегося в далекий путь без компаса и карты.

Кавалькады гор, Оскольчатый и Крестовый пики имеют неповторимое отличие от других каменных братьев. Один из них похож на сломанный после схватки с собратом клык медведя. Второй от одной вершины расходится четырьмя большими равномерными отрогами, дающими точное направление сторонам света. Если посмотреть на этот голец с высоты птичьего полета или какой-то другой превосходящей вершины, можно увидеть схожесть с розой ветров, указывающей человеку нужное направление: надо только знать, какой отрог показывает на север.

Многие годы Оскольчатый и Крестовый гольцы служили людям. Сколько жизней спасли они в этих краях в тяжелую минуту, знает только один Бог. По рассказам старожилов, выбравшихся из глухомани к редким поселениям, каждый отчаявшийся странник вспоминал этот край добром: «…поднялся на вершинку, увидел крест, понял, где нахожусь. Слава тебе, Господи, указал путь оной горой, не оставил в беде, отлучил от смерти…»

За долгие годы жизни в этой суровой, таежной стране род Макаровых изучил эти места, как грядки в огороде. Больше ста пятидесяти лет они промышляют зверя в этих краях. Неизвестно, сколько мягкого золота было вынесено ими. Вспоминая былые годы, девяностолетний Иван Макарович щурит глаза, смотрит куда-то на ближний перевал, на одноименное озеро, мечтательно говорит:

– Наверно, собольими шкурками можно это озеро в одеяло одеть…

Неизвестно, прав ли он. Один скажет: «Эх, загнул!..» Другой, представляя небывалую картину, в изумлении округлит глаза: «Это сколько же? Не пересчитать…»

Так это или иначе, но в честь драгоценного шоколадного хлеба названы две речки, упирающие свои истоки в родники между западным и южными отрогами Оскольчатого гольца. Соболинка и Аскыриха, норовистые, непроходимые, порожистые подруги, параллельно текут вдоль Оскольчатого хребта на большом расстоянии: «Покуда глаз хватает!» Поэтому и нечетки границы промыслового участка рода Макаровых: «Ходи, где хочешь, все одно места хватит!» Наверно, так это и было до тех пор, пока власть Советов, появление промышленного охотничьего хозяйства не ограничили тайгу по поймам рек. Отошла по закону южная Соболинка другому промышленнику, осталась Макаровым северная Аскыриха. Да только не печалились старые соболятники. Проложенные путики можно было обойти в круг только за четырнадцать дней, а сезонный улов шкурок соболя в котомках вряд ли стал бы меньше.

За долгие годы существования промхоза по соседней Соболинке промышляло много охотников, но каждый из них задерживался на участке не больше трех лет. Бывали и такие случаи, что знатный соболятник, отходив месяц до глубокого снега, бежал из тайги прочь: «Пусть по этим горам черти лазят! На вершину смотришь, шапка с головы падает!» Тяжелый участок вспоминался дурной славой, любой отказывался от охоты на нем. А вот Анатолий Давыдов напросился сам.

Первое время Макаровы с сожалением вздыхали: «Эх, молодой пацан, где ему перевалы ломать? И опыта никакого… От силы год простоит, и то ладно». Однако новоявленный сосед задержался на Соболинке второй сезон, третий, пятый. Ко всеобщему удивлению, Толик оказался настырным парнем. Он без чьей-то подсказки со временем освоился на своем участке основательно и уже на шестую осень по рации попросил повышения плана по сдаче соболей с двадцати пяти до пятидесяти шкурок.

Присмотрелись Макаровы к новоявленному соседу: «А ведь неплохой человек к тайге стремится! С таким не грех дружбу вести!» И подружились, поверили. Как оказалось, не ошиблись. Дошло дело до того, что стали охотники доверять друг другу самые сокровенные тайны. Иван Макаров передал Анатолию все премудрости промысловой жизни, нажитые родом Макаровых за несколько поколений, а тот любым делом помогал семье, благодарно отвечая за доверие.

Больше десяти лет прошло с тех пор. В семье Макаровых случилось несчастье. В метельном феврале под Оскольчатым гольцом пропал Иван. Как это произошло, никто не знает. Охотник был один, все следы замело снегом.

Долго и настойчиво искали мужика всем промхозом. Бригады охотников проверяли все уголки тайги, директор дважды нанимал на поиски человека вертолет, однако все безрезультатно. С растаявшим снегом утекли, испарились надежды увидеть следы Ивана. Мужики подавленно пожимали плечами: «Бывает… В промхозе каждый год один-два несчастных случая… Сегодня ты, завтра я… На это надо смотреть реально». И только жена Ивана, Вера-соболятница, не отчаивалась, жила надеждой, что муж найдется и все наладится.

Потерялся охотник. Не стало в семье кормильца Ивана, некому было обрабатывать огромную территорию Аскырихи, ловить соболей. Девяностолетний дед Иван мог ходить только вокруг озера, свекор Макар Иванович в день мог пройти не больше двух часов, а маленький Макар еще не вырос, ему было тринадцать лет. Пошла Вера на соболевку сама: кому же еще? Стоит пропустить год, не выйти на охоту, отдадут участок другому промышленнику. Как тогда жить дальше? Ушла женщина в тайгу в сентябре, вернулась перед Новым годом, принесла не меньше, чем добыл Иван прошлой осенью. С тех пор и пошло. Отдавая дань уважения охотнице, дали мужики соседке новое имя – Вера-соболятница, от которого она не отказалась.

С Анатолием Давыдовым в тайге Вера не встречалась по понятным причинам. Избегая сплетен, в лучшем случае, мудрая женщина переговаривалась с соседом по рации или оставляла на совместной избе записку. Злые, завистливые языки плели небылицы о том, как хорошо живется Толику в тайге. Прекратились пересуды тогда, когда Анатолий за один удар кулаком выбил Витьке Лешему сразу четыре зуба. Веру-соболятницу стали уважать еще больше, а резкого, справедливого Толика побаиваться.