Книга Снежный пепел - Лилия Сурина

А вот дальше все смутно в моей жизни, поступать в институт и висеть на шее дедушки еще шесть лет, нет никакого желания, но врачом стать очень хочется. И времени на подумать нет совсем, нужно подать документы как можно раньше.

Высшее учебное заведение находится в соседнем городе, а значит работать в этом тихом «отеле» я не смогу. Смотрю на Гриня, пожимаю плечами, бросаю и постояльцев и его самого, выходит.

— Как дежурство прошло? Никто не хулиганил?

— Всё спокойно, ни звука, — улыбаюсь, протягивая доктору большую книгу, куда записываем прибывших и выбывших и сведения о них, — двоих привезли. Один чужой, а второй из хирургии, после операции, старичок.

Гринь расписывается, и вдруг хмурится, не понимаю его негодования, вроде все нормально.

— Добили нашего старикана, значит? — задает мне странный вопрос, а я снова не знаю, что ответить, пожимаю плечами. — Не знаешь, кто такой, который из хирургии?

— Старик… девяносто два года, непроходимость кишечника оперировали, сепсис начался, — читаю в книге, не понимая, что так задело мертвого доктора.

— Это мой учитель. Все, что я умею, его заслуга. Не дотянул Митрич до сотки… жаль. Пойду попрощаюсь, пока не забрали.

Гринь уходит, у него такой скорбный вид, что и мне становится жаль. Но смена моя закончилась, собираю учебники и тетради в сумку, к экзаменам я готова, и даже не сомневаюсь, что сдам на отлично. Сейчас забегу в бухгалтерию, заберу зарплату и на автобус, у меня аж четыре дня выходных. Хорошо хоть гостинцы дедушке и папе с братом купила накануне, не нужно ждать открытия магазинов.

Приезжаю в родной городок и ноги сами несут меня домой, в квартиру, где живет моя мама. Хочу помириться с ней, ведь она так и живет одна, вернуть отца ей оказалось не по силам, ребенок выиграл. Поднимаюсь по лестнице, кляня себя за каждый шаг. Ну не хочет родительница видеть меня, зачем я лезу на рожон, не понимаю, но меня будто тянет к маме. Наверное, просто давно не виделись, может разлука смягчила ее ненавидящее сердце?

Несколько минут стою у родной двери, не решаясь нажать белую кнопку звонка. Даже поворачиваюсь к лестнице, собираясь уйти. Я знаю, что в субботу мама не на работе, она сейчас за этой дверью.

— Ну ты и трусиха, Симонова! — корю себя, набираясь храбрости. — Людей запросто режешь и колешь, а перед самым родным человеком пасуешь…

А может мы не родные? Это бы объяснило неприязнь мамы. Но я отмахиваюсь от таких мыслей, потому что уже сделала тест ДНК, когда практиковались в лаборатории, у меня была такая возможность, причем совершенно бесплатно.

Вдруг вспоминаю, как дедушка недавно жаловался, что его дочь сильно похудела за последние полгода, и жалуется на боль в эпигастральной области. Во мне сразу просыпается врач и я уверенно давлю на кнопку звонка. Я должна ее увидеть, и по возможности осмотреть. Вообще моя сильная сторона диагностика, я никогда не ошибалась еще в симптоматике.

Дверь распахивается так резко, что я отшатываюсь от неожиданности. На пороге стоит чужая женщина, и только через минуту я с трудом узнаю в ней свою маму. Что с ней стало за полгода? Из ухоженной и гордой, красивой и элегантной она превратилась в тощую бесцветную старуху, на голове у которой вместо белокурых шелковых локонов безжизненные клочки тусклой соломы. Боже, да даже «постояльцы» Гриня выглядят лучше моей мамы.

— Чем обязана? — хрипло спрашивает она, кутаясь в какую-то старую шаль, я никогда не видела ее в своем доме раньше. Она или не узнает меня, или отказалась совсем от родной дочери.

— Мама… здравствуй, — подхожу ближе, протягивая руку. — Это я, Алёна.

— Вижу. Чего тебе?

— Можно войти? Я только приехала… — пользуясь тем, что мама делает шаг назад, стараясь быть подальше от меня, я шагаю через порог. Она молча наблюдает за мной.

— Говори, что нужно, и уходи, — рычит родительница, пытаясь встать на моем пути.

Но я не слушаю ее, прохожу в гостиную. Я дома! Оказывается, я скучала по этой квартире, а она будто выцвела, так же, как и ее обитательница. Не хватает нескольких вещей, картин и музыкального центра. На шкафу лежит кучка блистеров и коробок с обезболивающими, пробиотики, бутылка с водой. Может, у ее язва? Не мудрено, съела сама себя от злости.

— Ты заболела? — киваю на полку шкафа, отмечая синюшные тени под родными голубыми глазами. — Угости меня чаем?

Мне не нужен чай, просто хочу поближе рассмотреть маму, уже отметила про себя тревожные симптомы. Женщина ворчит злобно, но все же идет в кухню, а я за ней. Здесь ничего не изменилось, будто и не уезжала.

— Мама, как давно у тебя болит живот, в каком месте?

— Тебе-то что?

— Я переживаю, ты моя мама. И могу помочь, через две недели я стану фельдшером.

— Давно болит. И почти везде.

Она стоит у окна, сморит во двор, дожидаясь, пока закипит чайник, а меня посещают весьма нехорошие мысли. Я уже увидела маленькие бугорки воспаленных лимфоузлов над ключицей, и придумываю, как бы уговорить маму пройти обследование, а не глотать обезболивающее пачками.

— Напилась чаю? — мама смотрит на меня воспаленными глазами, похоже ее лихорадит, старается держаться, что получается с большим трудом.

— Ма, почему ты меня ненавидишь? — само собой срывается с губ, неожиданно даже для меня. — Только не говори, что из-за того, что отец ушел, когда я увидела его с другой семьей. Я с детства пустое место для тебя.

— Да, правильно. Пустое место. Ты то, что напоминает об ужасном. Ты ужасное воспоминание для меня, которое причиняет боль. До сих пор.

— Ты о чем? — мурашки от мыслей, которые лезут в мою голову. Что-то такое страшное, как туча висит над головой.

— А ты спроси у папочки. Я не хочу ворошить прошлое, мне и так тошно. Кстати, ты сделала тест ДНК, сомневаясь, что я тебе мать… я знаю. А почему ты не сделала тест на отцовство? Я бы на твоем месте и насчет отца засомневалась.

Мама злорадно посмеивается, а потом запрокидывает голову и истерически хохочет, мне же в ее смехе чудятся слезы. Мне жаль ее. Благодарю за чай и встаю из-за стола. Поеду деда раскручивать на правду, он-то наверняка знает семейные тайны.

Глава 5

— Мам, тебе нужно обследоваться, я могу договориться, в городе, — говорю на прощание, уже стоя на пороге.

— О себе переживай, обо мне не нужно. Справлялась как-то, без твоей заботы, — отвергает помощь мама и захлопывает дверь, едва не прищемив мне руку.

Ну что сказать, я знала, что уговаривать маму бесполезно, от меня помощи не примет никогда. Вся надежда на дедушку. До деревни иду пешком, нужно подумать, да и люблю я эту дорогу, которая большей частью стелется по зеленому лугу.

День выдался жаркий, май на исходе и на полянках уже что-то цветет, порхают мелкие птахи и яркие бабочки. Пять километров прохожу быстро, незаметно, вот уже и родная деревенька видна с холма. Несколько десятков домов уютно устроились в низменности, будто в чаше, окруженной цветущими холмами.