Книга Ученица - Павел Давыденко

Те, кого обычно задирали, в первые дни после трагедии ходили по коридорам более-менее спокойно, даже Русаков, вечно будто пыльный, в застиранном свитерке, оживился. Ну и Муравей занятия посещал, конечно, со своей обычной прической: волосы неровно обстрижены ножницами «под горшок». Потихоньку все возвращалось в привычное русло.

В пыльных закоулках коридора таилась угроза. Может, предупреждение? Турка хотел бы сказать, что так ему кажется из-за собственного настроения, из-за погоды, из-за накатывающей депрессии — ведь так и не решил, куда поступать после девятого. Собирался в колледж, да, в школе точно оставаться незачем. Его воля, так сейчас бы свалил. Но нет — нужен аттестат. Так что еще несколько месяцев здесь, а потом — неизвестно, что будет.

Время тянулось резиной, и глядя в окно, мало кто мог с легкостью представить, что когда-нибудь наступит лето.

Алик доверительно сообщил:

— Тут это… Говорят, что Тузов вернется. Как Вол будет, с одним яйцом, — толстяк сморщился и захихикал. — А может, и нет. Вовка его несильно прострелил. Вот еще клоун, взялся за дело — так иди до конца…

— Шутишь? — сказал Турка. — Вована и так чуть не посадили. До сих пор проблемы.

— Да понятно, — фыркнул Алик. — Просто тупо вышло, несерьезно. Кстати, директору ничего не будет, приколи.

Турка кивнул. Сергей Львович, кажется, корнями врос в собственное кресло. Но, возможно, теперь с дисциплиной станет получше — мэр в новостях обещал взять школу семьдесят пять под личный контроль.

Когда продребезжал и стих звонок, Турка уплыл в привычную уже прострацию. Ребята толпились под дверью кабинета, ожидая нового учителя. От Воскобойниковой прокатился слух, что мол «преподаватель — симпотный паааарень». Вроде бы Алина видела его в учительской. В новом году Воскобойникова выкрасилась в блондинку и стала выглядеть еще более взросло и зрело, что ли.

Впрочем, если историк окажется таким же нормальным человеком, как географ, то будет здорово. Может, он только поначалу строгий. Географ сейчас и ОБЖ вел, только в отличии от Чапая, про автомат теперь и речи даже не заводил. Диктовал параграфы и все.

И вот откуда-то вынырнула музычка и гаркнула:

— Опять орете, девятый «А»! Неужели пять минут тихо постоять не можете? У меня шестой класс и то не такие дурбалаи, — вещала Галина Марковна, налегая мощным бедром на дверь, чтоб открыть замок. — Зашли, сели, достали учебники и готовимся! Вол!

— А чо-о я сразу?

— Ты мне еще почокай! Еще раз, скотина, увижу тебя в цветах…

— А чо?!

— Зайди в класс! — музычка схватила его за шкирку и толкнула взашей. Когда Галина Марковна отвернулась, Вол наклонился и покрутил задницей. Крыщ тут же попытался отвесить ему пинка, но Вол увернулся и отбежал, покрасневший, с мерзкой улыбочкой.

Кабинет ничуть не поменялся. На исцарапанной, темно-зеленой доске обычно красовались всякие «умные» надписи, но теперь она была вымыта, правда, вся в меловых разводах.

Над доской висели истрепанные фотоплакаты: «Джоконда», «Париж, вид сверху», «Лувр», «Римский Колизей». Сбоку, напротив ряда окон и на задней стене — портреты русских полководцев и вояк, в деревянных рамках и под стеклом: Ушаков, Нахимов, Суворов, Кутузов. А вот Жуков отвалился, когда ученики украшали класс к Новому году и стоял на полу возле шкафа.

Турка зашел вместе с остальными. Под смешки, матерщину и топот занял место — предпоследняя парта, ряд ближе к двери. Рядом сел Алик, и Турка не протестовал. Парту испещряли надписи, некоторые выцарапали чем-то острым и дополнительно обвели маркером. «АЛИНА ШЛЮХА» соседствовала с «Челбин — чмо».

— Лучше бы Мария Владимировна вернулась, да? Веселее бы стало.

— Ты что, не навеселился до сих пор? — хмыкнул Турка. — По-моему, уже хватит.

— Это да. Как думаешь, нормальный чел придет? Или поехавший? Хотя, в любом случае, ему с нами не будет скучно, — Алик засмеялся.

Турка не понимал, как у толстяка получается быть таким непосредственным. На нем как будто никак не сказалась история с «репетициями» на дому Марии Владимировны. Впрочем, к произошедшему на стрельбище многие относились так же, как он. Потому что это легко. Кому охота драматизировать и представлять, что было бы, открой Вова огонь по остальным ученикам.

Еще полгода тут. Целых полгода. С другой стороны, первая половина девятого класса пролетела быстро.

Когда преподаватель зашел в кабинет, ребята продолжали галдеть, не замечая молодого мужчину. Тот замер на пороге, будто оценивая масштабы предстоящей работы. Глаза его, пронзительно синие, изучили кабинет, покосившиеся ряды парт и стульев, исцарапанные, исписанные маркерами и корректорной замазкой. Махнув дипломатом, он зашагал к доске.

Вол спрыгнул со стола, завидев преподавателя и сказал:

— О, здрасте, — чем вызвал приступ смеха. Особенно противно ржали Кася и Андраник.

Преподаватель улыбнулся, но глаза его остались серьезными и холодными. Пиджак на нем сидел ладно, как будто его пошили на заказ — не то что на географе, пиджак которого болтался на нем, как на вешалке, да еще и ниже колен. Нет, тут все пригнано по фигуре, приталено. Вон, Воскобойникова уже шепталась с Хазовой, наклонившись так низко, что грудь касалась парты, а выбеленные пряди новой прически подметали тетрадь.

— У вас так заведено? Сидеть на столах? — мягко спросил преподаватель. Вол, не обращая внимания на него, кинул в Муравья катышек жвачки, и пригнулся, когда тот кинул его в ответ, пробормотав сквозь зубы ругательство.

— Встань, — сказал новый преподаватель. — Ты меня не замечаешь, что ли?

— А чо? — вытаращил глаза Вол.

— Он точно из вашего класса, не из коррекционного? — прищурился препод, склонившись к первой парте, за которой как обычно восседала зубрила Слютина.

— Точно, — ответила отличница, широко улыбнувшись.

— Она сама из психушки сбежала! — воскликнул Вол. — Не верьте ей.

Опять по классу прокатился смех. Разговоры уже стихли, и ученики наблюдали за словесным пинг-понгом, перешептываясь. Преподаватель выглядел спокойным и ко всему безразличным. Он поглядел на журнал перед собой, потом перевел взгляд на Вола:

— Понятно. Ты сам-то в норме? С головой дружишь?

— А вы? — осклабился Вол.

— Вы с ним лучше не связывайтесь, — посоветовала Слютина. — Он больной.

— Сама ты больная, Слюнька. А чо я-то сразу вообще? Я сижу, ничего не делаю…

— Как его зовут? — спросил у девчонок преподаватель.

— Саша Вол.

— Вол? Понятно, — преподаватель побарабанил пальцами по столу. — Разрешите представиться, Андрей Викторович Марков.

— Сортиров, — прошептал кто-то и по классу прокатился смех, но преподаватель, не обращая на это внимания, взял мел и четким почерком написал на доске свои ФИО, а снизу добавил большими буквами: ИСТОРИЯ И ОБЩЕСТВОЗНАНИЕ.