Книга Холодный - Аселина Арсеньева

— Понял. Отвык, что все сложно у вас.

— А у вас? — Да что такое? Теперь снова насмешливый взгляд старика, но хоть добрый. Надо быстрей адаптироваться.

— А у нас по-простому.

Вышли из избы. Стоя на крыльце, Михалыч глубоко вдохнул всей грудью, окидывая взглядом кроваво-красное небо.

— Красота! Столько лет живу, а все закатом любуюсь! И цвет сегодня особо красивый.

— Что ж красивого? Будто кровь разлили. Мне так и то не по себе от него.

— Ты, верно, на войне был? Отец мой, царство ему небесное, тоже не любил. — Я пожал плечами, не найдя, что ответить. Вроде и был во время войны, но вот только совсем в другом месте.

— Далеко изба-то ткачихи?

— Недалече. Деревня-то у нас, коли заметил, всего на две улицы. Идем за мной, да осторожно, тут через проулок крапивы наросло, не пожалься.

Из проулка уперлись в деревянные покосившиеся и некрашеные ворота, зато с резьбой. Вид избы чуть более ладный, но где за провисшую ставню взгляд цеплялся, а где на покосившееся в противоположную сторону от дома крыльцо.

— Поздно, уж и скотина во двор вся зашла, поди подоила уж ее да ко сну готовится. Да ты не переживай, она у нас безотказная, коль денег хорошо заплатишь. Деньги-то есть? — Я утвердительно кивнул.

2.1.1

Стучимся. Выглядывает лицо. Баба на колобок похожа и масляные пятна на лбу и щеках. А вот взгляд, цепкий. Провела им по мне сверху вниз, оценила… Похоже не дотягиваю до желанного гостя. С Михалычем поздоровалась, сразу разулыбалась пожелтевшими зубами.

— Манечка, да ты никак передник новый сшила, — рукодельница ты наша! Загляденье одно! — Причмокнул Михалыч, растопырив руки с пальцами в стороны.

Загляденье…, (век его не видели еще хотя бы один воздержался), расплылось в довольной улыбке еще шире, приобняло Михалыча и игнорируя меня, потащило его в избу. Я пошел следом, мне не до расшаркиваний. В нос ударил резкий удушливый запах бабьего пота и какой-то кислятины, пропитавшей избу. Я невольно перестал дышать.

— Погоди, погоди, Манечка. Я с человеком. Помощь ему нужна. Рубахи ему нужны да бусы с гребнем для внучки.

— А деньги-то есть? — Насторожено и даже брезгливо бросила она в мою сторону.

Достаю пригоршню золотых, кладу на просаленную скатерть, сдерживая лицо, дабы не сморщить нос. Это какой засранкой быть надо! У одинокого Михалыча в избе и то свежестью да травами пахнет.

— Ты чего? — Михалыч испугано хватает меня за руку и вкладывает назад все, кроме одного, одиноко оставшегося на столе, и все это под огорченный взгляд Мани. Смотрит мне в руку, будто только что от души оторвала, кровные! — На эти деньги избу купить можно. Неужто так отчаялся, что деньги не милы?

— Деньги у меня еще есть, а вот внучка одна. Думаю, новая изба хозяйке поможет сейчас поторопиться. — Я со звоном, демонстративно, кладу эту горсть назад. — И пару сарафанов на стройную фигуру. Она на полголовы пониже меня будет, худая. Ну и что вы там женщины еще носите, добавь. — Чего-то смутился я. Надеюсь, теперь я не способен краснеть?

Губы хозяйки так и застыли в расплывшейся улыбке, а вот глаза с каждым моим словом и делом становились все шире и дружелюбнее. И тут она выдавила из себя с придыханием:

— Господин, думаю, за час управлюсь. Вы только другой раз тоже ко мне обращайтесь. Все для вас в наилучшем виде, как постоянному дорогому покупателю.

— Не больше сорока минут. Внучка ждет. — Решил поторговаться я, и не ради принципа, а о находке уже извелся. — Мы пока с Михалычем лекарства подберем.

Теперь была моя очередь усмехаться, глядя на лицо Михалыча. А Михалыч-то смотрел на меня уже с возросшим уважением! Его подбородок нервно задергался, будто тот намеревался мне что-то сказать, но в результате взял и потянул меня из избы за рукав. Тут же на нижней ступени крыльца затянулся самокруткой, облокотясь на подгнившие, не внушающие никакого доверия, перила.

— Пойдем, а как зовут-то тебя, путник? Ты так и не представился.

— Смысла не видел. Все равно я тут больше не появлюсь.

— И все же. Свое имя я назвал. — Михалыч посмотрел на меня так серьезно, что мне, право, стало неловко.

Леший его знает, как назваться… Свое имя я похоронил далеко в прошлом, совсем не горю желанием его слышать. Живу в лесу как этот Леший. Ну пусть — буду Лешей.

— Леша.

— Апексей, значить. Вот так-то лучше. — Не успел я опомниться, как Михалыч уже жал мне руку и одновременно одобряюще хлопал по плечу, довольно улыбаясь. И куда делась моя хваленая реакция?

— Руки у тебя, Леша, довольно нежные и прохладные, видать работы не видевшие, а одет ты для этого слишком просто, да и денег не жалеешь. Маня вон как перед тобой скалилась да ластилась, а она влияние и силу чувствует.

Ага, и смотрит вопросительно. Вроде и просто мысли высказал, а чувствую, что ответа ждет. Взгляд поймал, не отводит.

— Чувствует твоя Маня, когда деньги на стол ей кладешь. До того и поздороваться не соизволила. Или, постой! — Ты, поди, эту Маню ко мне приревновал?

Ну что, не зря я книжки читал все эти годы. Красиво уходим от щекотливой темы! Может, статься, и невпопад? Стою улыбаюсь, будто намеков про руки не заметил, смотрю как лицо Михалыча краснеет от подбородка до макушки, и он начинает хватать ртом воздух не в состоянии ничего сказать, — эк его прихватило!

— Ну, будет тебе, Михалыч, — я похлопал его по плечу, — пошутил я. Но от вопросов лишних, в твоих же интересах отказаться, тем более ошибаешься ты сильно. — Красочно представляю реакцию Михалыча на мой рассказ про то, что чудодейственная кровь девушки мне руки омолодила да морщины на них разгладила. А деньги я и вовсе по запаху нахожу, да вот делать мне с ними нечего — перебираю от скуки. Вот рассказ про мой возраст или особенности моего организма точно его позабавит, у виска как пить дать покрутит еще и со свистом. Уж нет… Пусть лучше так, губу дует.

Иду ухмыляюсь, выгоняя из головы красочные картинки. И чего веселье неуместное пристало? Михалыч принял на свой счет, тут же подобрался, идет на отдалении трех шагов.

Дуется значит, не ошибся я. Но, как-никак, Михалыч мне помочь пытается, а я тут недоразумения создаю. Совсем одичал. В книжках оно все по-другому работает, и моя последняя фраза не возымела никакого эффекта. Он только еще сильней поджал губу, а сейчас шагу прибавил, торопясь прочь.

— Михалыч, да я ж по-доброму… И тебе изба будет!

— Не нужна мне твоя изба, — Осекся Михалыч на последнем слове, испуганно и с надеждой на меня глянув. Даже остановился и развернулся ко мне лицом.

— Ну не нужна, так не нужна, — поторопился согласиться с его словами я, но сочетание безмолвной мольбы в глазах Михалыча, при этом, всем видом показывающего гордость и неподкупную независимость, сделали свое дело, и я не удержался. — Ну, тогда на домишко в два этажа вам с Маней добавлю, и совет вам да любовь. А на маленький, так и быть, больше не предлагаю…