Книга Высшая степень обиды - Тамара Шатохина

– Боже упаси! – взмахнул руками Паша, – сначала приведем тебя в относительную норму. В любом случае, станешь там на учет, я свяжусь потом с лечащим, передам тебя с рук на руки, так сказать. А если это Новая Руза… то там санаторий как раз нужного профиля, а начальником мой давний знакомый. Можно будет понаблюдаться у него… хотя бы в самом начале. Я сам с ним свяжусь и попрошу найти для тебя грамотного лечащего, лично проконтролировать… докладывать мне. Если заартачится, тогда и станем думать, чем отблагодарить. Давно его не видел, бывает – люди ссучиваются. Но специалист он грамотный, слыхал краем уха.

Мы помолчали. Уточнять, кто именно ссучился, не было необходимости. Павел задумался, глядя в сторону окна, молчание напрягало... не договорили. Я кашлянула.

– Я сама хочу уехать, Паш. Просто хотелось без нервотрепки, насколько это возможно. И дети уже знают.

– Я за то, чтобы сейчас ты уехала, – кивнул он, – вам в любом случае нужно время – остыть, подумать. Что касается моего отношения ко всему этому, то ты спешишь… и сильно спешишь. Витька рвется к тебе, у него скоро выход… Все равно придется выслушать его. Но это потом… имею в виду – говорить потом, когда в тебе перекипит все это говно. Не сейчас.

– А что он скажет, интересно? «Ты все не так поняла», «это не то, что ты подумала», «прекрати начинать из-за ничего»? Что еще говорят? Да зашибись, Паш! Знаешь, что я уже сейчас предчувствую в процессе этого разговора? Тоску и скуку, Паш, даже не омерзение. Спасибо брому?

– Да что тебе втемяшилось? Нет тут брома! – рыкнул Пашка, переводя глаза на систему. Из мешка, закрепленного на штативе, мерно капала в прозрачную трубочку волшебная жидкость неизвестного состава. Место на сгибе локтя, где был закреплен катетер, побаливало.

– Ну, значит, что-то на его основе, аналоги, – не сдавалась я, – и я же не выступаю? Я спасибо говорю.

– Все по схеме, солнце, как положено... А поговорить с Виктором все равно придется, так что потихоньку привыкай к мысли.

– Гав-гав! – огрызнулась я.

– Вот – кипит еще в тебе… бром, хоть и медленнее уже. Потихоньку настраивайся на спокойный диалог. Ты умная девочка.

– А что – на это похоже, Паш? – вырвалось тоскливо.

Опустив глаза, разгладила свободной рукой складочки на пододеяльнике. Какие разговоры? С кем и о чем? Вообще без вариантов.

А болячка… она дала о себе знать лет в двадцать семь… или восемь, еще когда мы служили на Белом море. Голова иногда болела просто зверски, и в какой-то раз я поплелась в санчасть – дома все анальгетики подъела. Доктор Иванков сразу же начертил мне таблицу и велел в течении недели заполнять ее значениями АД. На этом основании и поставил мне гипертонию.

Он вообще был человек с юмором. Например, в ответ на бесчисленные жалобы мальчиков из сибирской глубинки и восточных окраин, которые, как правило, офигевали от непривычного для них внимания медиков, и начинали немилосердно злоупотреблять им, доктор назначал лечение. А именно – разламывал надвое таблетку глюконата кальция и вручал ее со словами – это тебе от головы, а это от живота.

Благодаря таким анекдотам, доверие к нему, как к эскулапу, было, мягко говоря… неполным. И напрасно. Диагноз был поставлен верно. С таким живут до глубокой старости, вот только нужно было дисциплинированно сидеть на этих самых препаратах, а не игнорировать предписания доктора. Стоило резко поменяться погоде, или же понервничать и головная боль исправно сигнализировала о поднимающемся давлении. Тогда я, конечно же, вынужденно пила и обезболивающее, и понижающее. А нужно было регулярно и по схеме… да что теперь об этом?

А еще приморский климат... Он всегда (стороны света при этом не имеют принципиального значения) – дерьмо по определению. Сырость, вечные ветра, а здесь еще и зима большую половину года, когда тоска по солнцу почти невыносима, а вторая половина – когда это солнце уже почти ненавидишь. Хотя человек такая тварь – привыкает почти ко всему, и я тоже привыкла. Тянула бы и дальше.

– Когда Усольцев выходит в море?

– На днях? Мне не докладывают. Грузятся будто…

– Надолго?

– Без понятия, солнце, – пожал плечами Паша, – не меньше недели – сама знаешь.

– Ладно… мне хватит. Не пускай его сюда.

– Не пускаю, как видишь. Но на посту каждый день свежий букет, ординаторская – в розах, медсестры жиреют на конфетах, врачи на тортах.

– Гусар, блин… лошадь еще, чтобы шампанским ее… – пробормотала я, – а тебе коньяк?

– Хмельные лошади остались в Витькиной бурной молодости, – ощутимо расслабившись, хмыкнул доктор: – А коньяк я не заслужил, Зой. Санька его от меня оттаскивала в тот день – рвался морду бить… что выгнал и не пускаю. Ну, это все на эмоциях, я понимаю. Помиримся.

– Спасибо, Паш. То есть… ты держишь меня здесь потому, что я об этом прошу?

– Нет, собираю анамнез. Ну и во избежание повторного стресса, само собой. Я же говорю – вам нужно время.

– Мне – нет, – упиралась я новоприобретенным украшением.

– Я перевел эту Сысоеву в Мурманск, попросил пристроить в урологическое отделение. Самое то место для жаждущей соития девы.

– Зачем, Паш? Что это меняет? – психовала я.

– Солнце… – ласково и ехидно протянул наш с Виктором лучший друг и начальник госпитальной терапии, – когда они только приходят сюда – все такие юные и свежие и совершенно же понятно... Ясно, что «на ловлю счастья и чинов» и это жизнь, она идет. Вот только я сразу предупреждаю, что б…а не потерплю, а на рабочем месте – тем паче. Отношения с женатыми для моих подчиненных – табу. В масштабах своего отделения я вполне могу противостоять этому… явлению.

– Мама как-то вспоминала о профкомах и парткомах – золотые времена были, – понимающе кивнула я, – а сейчас тебя пошлют куда подальше и будут правы. В наше время… это самое явление не является основанием для репрессий.

– Основание можно найти всегда, – отрезал он, – вопрос времени и желания, и все это знают.

– Господи… сколько той езды?

– Нет, Зоя, они совершенно точно – не видятся. Виктор в панике, я просто уверен, что там все окончено, если оно вообще было. Мне, во всяком случае…

– Значит, до чего мы договорились? – перебила я его, возвращая разговор в нужное русло: – Как только они выходят в море, я тоже ухожу. Билет на самолет, багаж…?

– Билет заказывай. Коробки спрошу в магазине, матросики притащат. Упакуешь что нужно… только не зверей, а мы с Санькой сразу отправим. Это, если ты, конечно… Зоя! Один поцелуй не повод вот так рвать. Он переживает, бесится, синяки под глазами. И еще… сама увидишь, он…

– «Юноша бледный со взором горящим»… – прошипела я.

– Ну, значит… тогда багаж, – помолчав, согласился он и вдруг вскинулся, будто только сейчас подумав: – Если ты из-за того, что сплетни разнеслись…